Иван Павлович Бардин (1(12) ноября 1883, село Широкий Уступ, Антарский уезд, Саратовская губерния - 7 января 1960)

Детство

Родился на два месяца раньше положенного срока, без волос и ногтей, со сморщенными бесформенными ушами, лицо его очень мало чем походило на человеческое. Все это так поразило молодых родителей (матери, когда она вышла замуж, было всего шестнадцать лет), что они сразу же махнули на ребенка рукой, не уделяли ему никакого внимания. Вид первенца и пугал и отталкивал. Спасла внука бабушка со стороны матери. Она да ещё младшая сестра матери, Саша, и выходили мальчика.

Эта с трудом объяснимая неприязнь родителей к своему первенцу осталась и позднее, когда семья пополнилась его братьями и сестрами. "Отец и мать, - с горечью вспоминал Бардин, - относились ко мне как к какому-то неполноценному существу. Появившиеся после меня дети физически были крепче меня, и симпатии родителей были на их стороне. Отец и мать всегда говорили, что вот они - "настоящие дети", быстро усваивают все премудрости жизни, а я - "недотёпа", "никудышный".

Воспитание ребенка ограничивалось внушениями вроде: "с родителями нужно разговаривать на "вы", мать называть маманей, а отца - папаней", "дружить следует
с детьми, что ходят в гимназию, носят мундирчики, а родители их имеют свои дома". 

На всю жизнь запомнил мальчик одну из тех обид, которые так остро воспринимаются в раннем детстве. Было это уже в Саратове, куда перебрался в поисках лучшей жизни отец, Павел Дмитриевич. Однажды он принёс домой лимон. Дети впервые увидели этот южный плод. За чаем глава семьи стал делить его между всеми. Каждый получил по кусочку, а Ивану отец дал лишь самую шишечку плода. От огорчения тот заплакал. "Родители стали смеяться надо мной". Мальчик убежал из-за стола и забился в угол. Острая обида переполняла его маленькое сердце.

Родители Ивана были типичные представители среды, где каждодневное бытие людей заполнялось борьбой за своё маленькое благополучие, за то, чтобы сегодня и завтра было чем накормить семью, наконец, обязательно, чтобы всё было “как у всех”. Это был серый, неисходный и жестокий мир людей, которые всю свою жизнь “выбивались в люди”, у них незаметно для себя исчезало всё, что было связано с теплотой отношений, остротой восприятия чужой и своей боли.

Конечно, и в этом мире не все были одинаковы. Словно для того, чтобы показать богатство человеческих натур, он рождал характеры цельные и светлые, людей шагавших по своему, ой какому нелёгкому, жизненному пути с доброжелательной улыбкой ко всему, что их окружало.

Отец Ивана Павловича был сыном довольно зажиточного человека. Дмитрий Николаевич Бардин занимался винной торговлей.

В его доме широко применялись неразумная строгость, а подчас и жестокость в обращении с детьми. Побои, заключение в погреб были постоянными спутниками детей.
Владелец винной лавки был женат дважды. От первого брака родились трое сыновей - Павел, самый старший, Филипп и Илья. Овдовев, дед снова женился, от второго брака - ещё один сын, Иван.

Как только у отца появилась новая жена, для детей от первого брака дом сразу же стал чужим. Первым не выдержал старший. Будущий отец Ивана Павловича убежал из дома, когда ему еще не было пятнадцати.

Сбежав от родителей, Павел определился учеником к сельскому портному и через два года уже самостоятельно шил несложные носильные вещи.

Обладая незаурядными способностями к разного рода мастерству, да к тому же человек трудолюбивый, он не только шил, но и сапожничал, умел сложить печь, поставить дом, даже неплохо рисовал.

Учиться ему не удалось. Познакомившись с азбукой уже взрослым парнем, отец Ивана Павловича так и не смог осилить грамоту, до конца дней писал со множеством орфографических ошибок.

Безрадостное детство в родном доме, ранняя самостоятельность, тяжелый хлеб подмастерья - все это наложило отпечаток на характер Павла Дмитриевича. Он был человеком замкнутым. Лишь временами, когда, оторвавшись от работы, гулял с приятелями, его замкнутость исчезала, появлялся совсем другой человек. Нередко "развлечения" носили очень бурный характер.

На Дарье Михайловне Бородачёвой, будущей матери Ивана Павловича, он женился без согласия родителей, как своих, так и невесты, что в те времена случалось нечасто. И если протест против брака был понятен со стороны родных отца Бардина, то странным казался отказ родителей Даши. Дело в том, что в семье Бородачёвых отношение к детям было совсем иным. Никто не испытывал страха и трепета перед родителями, перед бабушкой и дедушкой. Младшие с уважением относились к старшим и не боялись, что могут быть наказаны за какую-нибудь шалость или провинность.

У деда Ивана Павловича со стороны матери - Михаила Егоровича Бородачёва - было шесть братьев и одна сестра. Все они жили в Широком Уступе, жили дружно, часто ходили друг к другу в гости, помогали. Отцы и дети имели одинаковое право голоса, и даже, пожалуй, молодые пользовались большим авторитетом, чем старики.

В семье своего деда, Михаила Егоровича, маленький Ваня нашел то, что не смогли ему дать родители - ласку, любовь, теплоту.

Тётка учёного, Александра Михайловна, в то время учительствовала в селе Колокольцевка и самоотверженно участвовала в народническом движении. Обучая ребят, она вела пропаганду среди крестьян. Первые уроки грамоты Ваня получил от неё.

Мальчик рос, ничем не выделяясь среди своих деревенских сверстников. Вместе с другими участвовал в детских набегах на ягодные посадки и яблоневые сады; увлеченно играл в "казаков и разбойников". Каждому из ребят хотелось быть разбойником. Ведь казаки избивают народ!

Куда более опасными были массовые драки, происходившие обычно зимой. Бои велись на дне оврага - одна улица с другой. Вначале задирали друг друга мальчишки, а затем вмешивались взрослые - стенка на стенку. Участники драки вкладывали в перчатки и рукавицы кастеты, гайки, болты. Многих выносили с поля боя замертво. Особенно жестокими были бои в рождественские святки и на масленой неделе.

Бардины решили перебраться из деревни в город. Ближайшим был Саратов. Туда и уехал Павел Дмитриевич, оставив Ваню у деда, Михаила Егоровича. Затем его забрала к себе в Колокольцевку тётка. Тут он прожил только год. Столкновения Александры Михайловны с местным священником и волостным старшиной привели к тому, что ей пришлось уехать в другую школу. Ваню отправили в Саратов к родителям.

Первые впечатления мальчика от старого Саратова были связаны с теми местами, где ютилась семья Бардиных. Это были городские трущобы. Отец сначала работал грузчиком на пароходной пристани, а затем снова занял­ся своим портновским ремеслом. Жили плохо. Деревен­ский портной, отец не умел шить модных вещей и зара­батывал мало. Единственно, что по-настоящему хорошо шил Павел Дмитриевич, это бекеши, но мода на них уже проходила. От тех лет у отца Ивана Павловича осталось только одно приятное воспоминание: он сшил бекешу всемирно известному борцу Ивану Поддубному.

В доме, где жили Бардины, под ними находилась мастерская, изготовляющая валенки. Это сильно отравляло и без того нерадостную жизнь. Валяние шерсти требовало высокой температуры и пара. Зимой в квартире было трудно дышать. Летом становилось легче, производство валенок прекращалось, и можно было открывать окна.

Нищенская жизнь в Саратове ещё больше озлобила родителей Ивана Павловича. Неумение воспитывать детей проявлялось во всём. И, как и прежде, больше страдал нелюбимый сын. К счастью, дедушка Михаил Егорович к тому времени тоже перебрался вместе с бабушкой в Саратов и нанялся садовником в духовную семинарию. Половину своей жизни мальчик провёл у них в доме.

Саратов тех лет “славился” огромной запыленностью и плохим водоснабжением. Эпидемии дизентерии, брюшного тифа и холеры ежегодно уносили многие сотни жизней. Холера, пришедшая сюда после голодной зимы 1891 года, косила людей особенно бесжалостно. Почти вымерли кварталы, населённые беднотой. Из детей Бардиных остался в живых один Ваня.

Начало пути

У родителей и родственников мальчика были противоречивые пожелания - каждый из них, в меру своего мировоззрения, хотел по-своему видеть его будущее.

Двоюродный дед, торговец готовыми платьями, Василий Михайлович, да и все другие родные хотели видеть его приказчиком, а затем, конечно, владельцем какого-нибудь торгового предприятия .

Иного мнения держалась  тётка Александра Михайловна. “Племянник должен учиться в гимназии, - решила она. - А затем и в университете.”

После первых трёх классов начального училища мать Вани повела его в гимназию, но его там не приняли. “Что делать сыну сельского портного в гимназии? - сказали там его матери - Всё равно вы не сможете платить за обучение.” Но тут снова проявила характер тётушка Александра Михайловна. Она решила взять племянника к себе в Казань и готовить к поступлению в гимназию. “В Казани я пробыл девять месяцев, но очень мало успел в науках, - признавал позднее Бардин. - Грамматика Кюнера явилась для меня непреодолимым препятствием. Работать самостоятельно я ещё не умел, а тётушка и дядюшка не могли уделять мне много времени, - они сами сдавали экзамены. Поэтому пребывание в Казани мне ничего не дало, кроме разве того, что нигде раньше, да и много лет потом, с таким страстным интересом не посещал я театры.”

Александра Михайловна была настойчивой. Прошёл год, и Ваня готовился, сидя дома, уже во второй класс гимназии. Для этого полагалось изучить латинский язык, а с ним у будущего металлурга дело явно не клеилось. Между тем время шло и надо было что-то предпринимать, а споры и разговоры продолжались.

Наконец обе стороны сошлись на том, чтобы Ваня держал экзамен в первый класс Александровского ремесленного училища, содержащегося за счёт городского управления.

В Мариинском училище

Прошёл год. Тётка юного ремесленника снова вмешалась в его судьбу. Она была сельской учительницей и не хотела, чтобы её племянник стал слесарем. Она мечтала видеть его агрономом или землемером, что, по её мнению, дало бы ему в будущем возможность жить обеспеченно. Бардин поступает в Мариинское сельскохозяйственное училище (1896). 

Мариинское земледельческое училище готовило управляющих помещичьими имениями. Дело здесь было поставлено хорошо. Училище имело опытные поля, большой плодовый сад, огороды, пчельники, сельскохозяйственную ферму и 800 десятин земли. Кроме того, племенные лошади, коровы, птица.

Вспоминая эти годы, И.П.Бардин подробно рассказал, как здесь была поставлена учёба:

"Во всяком случае, постановка учебного дела в Мариинском земледельческом училище заслуживает внимания и имеет не только автобиографический интерес.

В первом и втором классах мы занимались огородами. Каждому отводилась собственная грядка площадью около 200 кв. метров, где мы высаживали все виды огородных культур - от простой редиски до различных капуст и шпинатов с латинскими названиями.

Во время ботанических и зоологических экскурсий выбирали и определяли растения и насекомых, делая по сто определений в год. Собранное засушивали, красиво размещали в коробочках и папках. К концу лета практическая работа по зоологии и ботанике представлялась учителям, которые и ставили свои отметки.

Начиная с первого класса занятия по химии и физике проводились не только в классах, но и в лабораториях, чего не было в других средних учебных заведениях. Необходимость проделать самостоятельно 10 практических работ по каждому из этих предметов чрезвычайно способствовала прохождению курса, даже несмотря на плохое преподавание. Замечательно, что, когда мне потом пришлось заниматься химией и физикой в высшем учебном заведении, эти предметы оказались для меня самыми приятными и лёгкими.

С третьего класса начались сельскохозяйственные работы на опытном поле. Здесь преподаватели ставили различные опыты, а мы пахали, пололи, косили, жали, взвешивали, измеряли, проделывая все то, что было необходимо для этих опытов.
В память об этих уроках сельскохозяйственной практики до сих пор сохранился у меня на руке шрам, оставшийся от пореза серпом.

На четвертый год начиналось преподавание сельскохозяйственной и политической экономии, тоже с практическими занятиями на ферме.

Две недели полагались на уход за молочным скотом, кормление, доение, уборку его, а также на уход за рабочими лошадьми. Затем - изучение сельскохозяйственного производства: сепарация и стерилизация молока, приготовление масла и т. п.
Мы принимали участие во всех работах по производству сельскохозяйственных продуктов, обучаясь, а затем и самостоятельно управляя большими машинами: жатками, сноповязалками, косилками, конными граблями, молотилками. Практиковались мы и в исполнении административных обязанностей, отбывая дежурства на ферме. Дежурный обязан был составлять наряды на работы, согласовывая их с руководством, контролировать выход учеников на работу и возвращение с нее.

Летом работали в две смены. Первая смена - с трех часов утра до семи, с перерывом до часа дня, и с часа до четырех-пяти часов дня; вторая смена - в промежуток между часами работы первой смены. На обед полагался общий для всех перерыв - с 12 до часу дня. На некоторых работах каждый из нас имел в своем распоряжении 20-30 рабочих и должен был следить за качеством и количеством выполняемых работ.

Как видите, в царской России правительство, когда речь шла об интересах правящего класса, умело ставить дело серьёзно и прочно...

В общем распорядке школьной жизни интересно отметить то, что он резко отличался от распорядка училищ другого типа. Ученикам нашего училища не возбранялось курить, но только в отведенном для этого месте. Не запрещалось читать газеты, журналы, книги любого содержания и направления, лишь бы они были "дозволены цензурой".

Годы учебы в Мариинке закончились в 1902. Первые полгода самостоятельной работы в дворянском имении (только после этого выпускник училища получал свой диплом) . Казалось, достигнуто то, о чем мечталось. Мечталось - кому? Может быть, матери, родственникам, но не ему, молодому Ивану Бардину. Он не помышлял оставаться на всю жизнь в услужении у собственников российских поместий. Властно влекло к себе неведомое будущее.

Работа в поместье была несложная, но не захватывала. Единственное, что потом с удовольствием вспоминал Иван Павлович, это... хорошую лошадь. За несколько месяцев он прекрасно выучился ездить верхом.

Ново-Алескандрия

Как только ему был вручен диплом Мариинского училища, все мысли сконцентрировались на одном: надо учиться дальше. Путь был определен: Ново-Александрийский сельскохозяйственный институт (1902-1903).

Конкурсные экзамены закончились неудачей. По результатам он оказался 63-м по счету претендентом, а мест было только 60. Небезынтересным оказался раз говор с директором института. Узнав, что проситель окончил Мариинское училище, он резко оборвал разговор, сказав, что ничем помочь не может. В тот же день, чуть позднее, обсуждая в кругу неудачников свой визит к начальству, Иван Павлович понял, откуда дул ветер. Незадолго до этого поступило распоряжение правительства: абитуриентам учебных заведений, в которых происходили забастовки учащихся, никаких льгот при поступлении не давать. А именно в этом отношении показали себя неблагонадёжными ребята из Мариинки!

Снова надо было готовиться к поступлению в институт. Не отступать же! У Ивана Бардина уже явно формировалась столь необходимая в его положении черта - настойчивость, упорство в достижении цели. Старания тетушки, ее материальная помощь и добрые советы сами по себе не могли вывести юношу туда, куда он стремился, - на широкую дорогу знаний, к делу, которое могло бы стать делом всей жизни.

Oт учебы в Ново-Александрии остались добрые воспоминания.

Хорошо запомнились лекции профессора Мышкина по физике, Самойлова по кристаллографии. Несмотря на сухость предмета, Самойлов так просто и понятно излагал его, что студенты хорошо определяли строение кристаллов и минералов и, как правило, посещали все без исключения лекции Самойлова. Много занимался Бардин химией в лаборатории профессора Семенова, который уделял ему внимания больше, чем другим студентам, разрешал заниматься в лаборатории во внеучебное время.

Помпезно выглядело само здание института. Это был дворец польского князя Чарторыйского. Здание состояло из старой дворцовой части и двух пристроек более позднего происхождения в виде буквы "П". В центре помещался бассейн, выложенный камнем, с различными водяными растениями. Кроме главного здания института, в парке имелся еще ряд зданий с интригующими названиями: беседка Сивиллы, замок Эстерли и т. п. Помимо того, было много гротов и подземных ходов, сохранившихся от далекого прошлого.

Здесь, в Ново-Александрии, Ивана Бардина застала русско-японская война и революция 1905 года. События в Порт-Артуре, поражение русских войск тяжело отзывались в сердцах. Всколыхнувшееся чувство патриотизма не прошло милю Ивана Бардина, он решил проситься добровольцем в эскадру, отправлявшуюся на Дальний Восток.

Отговорили товарищи, видевшие дальше: "Помогать этой войне не следует!"

Шёл бурный 1905 год. По всей стране поднималась и ширилась волна первой русской революции. За срыв спектакля в Люблинском театре Ваню исключили из института. Он уехал в Ставропольскую губернию и работал там землемером.

Киевский политехнический институт

В 1906 приехал в Киев. Тут же, не знакомясь с городом, отправился в институт. Деканом здесь был в то время Евгений Оскарович Патон. Мысль об инженерном факультете не оставляла юношу, и он просил декана разрешить допустить к сдаче экзаменов на инженерное отделение, пусть даже снова на первый курс. Ответ был категоричен:

- Вы имеете право поступать только на сельскохозяйственное отделение.

Возвращаясь в гостиницу, Иван встретил своих однокашников по Ново-Александрийскому институту. Они также поступали в Киевский политехнический.

- Бросай якорь здесь! Не раздумывай. Пока на сельскохозяйственный, а дальше видно будет...

Совет друзей был принят. 

Прошел год, и "инженерные устремления" Бардина наконец стали реальностью. В начале 1907 он был переведен на химическое отделение Киевского института. Отсюда уже было недалеко до той отрасли научного знания, которой потом отдал всю свою жизнь Герой Социалистического Труда И. П. Бардин.

Часто так бывает в жизни: большие жизненные повороты, серьезные решения, резко изменяющие всю дальнейшую жизнь, принимаются под влиянием во многом случайных событий. В какой-то мере это было и у металлурга Ивана Павловича Бардина.

Курс металлургии в институте читал профессор Василий Петрович Ижевский. Это был разносторонне образованный человек. Он очень хорошо знал органическую химию, был прекрасным металлургом-теоретиком. Лекции его всегда были интересными и своеобразными. Главное внимание ученый обращал на то, чтобы студенты поняли суть предмета, а не только описание конструкций.

В результате разнообразных "подвигов" на улицах Киева часть студентов периодически отбывала наказание "за нарушение тишины и спокойствия", чего не миновал и я. Все это считалось обязательным и даже необходимым, чтобы считаться хорошим и бравым студентом. Уклонявшиеся от такого образа жизни относились к разряду ненастоящих людей.

Практику "без пяти минут" инженер Бардин проходил на Брянском заводе. Инженеры и мастера отнюдь не горели желанием научить хотя бы чему-нибудь возможных будущих конкурентов. На все вопросы они отвечали большей частью кратко, стараясь уйти от объяснений существа дела.

Окончив Киевский политехнический институт первого февраля 1910, Бардин стал инженером-технологом. И сразу же стал вопрос: что делать дальше? Как это не звучит в наше время дико, но устроиться на работу в России русскому инженеру было труднее чем иностранцу!

Металлургические заводы той поры делились на две группы: русские, с преобладающими в них русскими капиталами, и иностранные.

"Встретили меня здесь с радостью и надеждой, но пора восторгов миновала, и нужно было вновь думать о своей судьбе. Через две недели я возвратился в Киев," - вспоминал Бардин.

В Америке

В Екатеринославе Бардин устроился экскурсоводом на выставке американского сельского хозяйства. Осенью выставка должна была закрыться. И тут совершенно неожиданно Иван Павлович получил манящее предложение от русского эмигранта Розена, который предложил ему помощь в поисках работы в Америке. Встреча с Новым Светом была единственной и неповторимой. 

Несколько дней Бардин бродил по Нью-Йорку. А когда осталось денег на билет до Мулена и два доллара на завтрак и обед, искатель американского счастья выехал из города.

В Мулен, небольшой городок в глубине континента, в штате Иллинойс он приехал ночью, а утром уже работал на заводе “Дир-Компани”, в цехе сборки культиваторов.

Работа была несложной, но тяжёлой. Смена длилась десять часов. Если рабочий не выполнял заданную норму, его увольняли, перевыполнял - получал незначительную премию. Так началась американская одиссея русского металлурга Бардина. А собственно, металлургии пока он и не видел.

Через некоторое время, чтобы хоть как-то поближе быть к “огненному производству”, он попросил перевести его в кузницу - на ковку деталей сельскохозяйственных машин.

Прошло несколько месяцев и помощнику кузнеца на заводе “Дир-Компани” предложили взять расчёт, потому, что менялись производственные планы, и компании не было никакого дела до людей, рабочая сила которых больше не требовалась.

Устроиться снова помог Розен. Он дал Бардину рекомендательное письмо на завод “Гард-Пар”, производивший тракторы. Там его взяли слесарем на сборку машин.

Летом 1911 Бардин расстался с тракторами и выехал в Чикаго. Теплилась надежда устроиться наконец на металлургическом заводе.  “Счастье” улыбнулось Бардину и его приняли на только что выстроенный металлургический гигант -  завод “Гэри”, близ Чикаго рабочим в прокатный цех. Наконец-то он попал в свою стихию! Работать приходилось по десять-двенадцать часов в день, и с таким напряжением, что вечером чувствовал себя совершенно обессиленным.

Вскоре рабочий Бардин получил повышение. Его перевели на сборку и наладку валков по прокатке рельсов. Новая работа оказалась ещё более изнурительной и опасной. А платить стали больше на двадцать центов в час.

Уже через две недели появились признаки сильнейшего расстройства сердечной деятельности. Он обратился к русскому доктору, который сказал ему, что он на такой работе долго не протянет. Решил попросить перевод на более лёгкую работу. Ответ начальника цеха был жестоким: “Усталые, больные люди нам не нужны”.

В тот же день русского инженера и американского рабочего уволили с завода. Как инженер он не нужен, как рабочий - оказался слабым и выброшен за ворота.

Ранним зимнем утром, на исходе 1911 Бардин садился на английский пароход “Мавритания” и возвращается домой . 

Верно, что Америка не приняла его как инженера. Верно, что он испытал на собственной шкуре беззастенчивую эксплуатацию рабочего люда. Верно, что эта страна была и осталась миром, где почти всё измеряется только на доллары.

Но было и другое. То, что накапливалось малыми долями, оседало в голове инженера и человека, привыкшего ко всему относиться внимательно, даже скрупулезно, всему учиться. Посещая в свободное время металлургические заводы близ Чикаго и Нью-Йорка, Иван Павлович вынес оттуда много наблюдений, которые оказались весьма полезными позднее. Очень хорошей школой организации производства была его работа на металлургическом гиганте "Гэри". Всё это принесло недурную пользу позднее.

В Донбассе

С рекомендательным письмом он поехал на Юзовский металлургический завод. Один из крупнейших в России, этот завод принадлежал иностранцам. Здесь было два директора, русский и английский. Юридически главой считался русский директор, но фактическими хозяевами на заводе были англичане.

И. П. Бардин получил назначение конструктором в прокатную группу. Это было еще далеко не то, о чем мечтал молодой металлург (доменное дело тянуло к себе!), но это была уже инженерная работа.

И в этот поистине переломный период, когда определяется, будет ли инженер творцом или же только исполнителем, Иван Павлович встретил еще одного человека, которого он потом с гордостью называл своим учителем.

Это был Михаил Константинович Курако.

Замечательный мастер доменного дела, он оставил большой и светлый след в истории отечественной металлургии.

Не получив специального образования, М. К. Курако был одним из тех редких всесторонне одаренных людей, которые умели не только наилучшим образом организовать труд, но и увлечь широтой и смелостью замыслов, собирать вокруг себя таланты, быть их вдохновителем.

И.П.Бардин и Сибирь

Далёкая и феноменально богатая Сибирь давно привлекала инженеров и деловых людей, потому что на неосвоенной этой земле было всего в достатке - и угля, и руды, и леса. Рабочая сила в Сибире, как впрочем, и на Урале была дешева. Но для освоения сибирской целины требовалось приложения сил на государственном уровне, требовался немалый и организованный капитал.

Наиболее серёзная попытка создать металлургическую промышленность за Уральским храбтом была предпринята акционерным обществом Кузнецких каменноугольных копей - Копикуз. В 1912 Копикуз получил в концессию большую часть Кузбасса. Первым делом планировалось строительство металлургического завода с расчётом на тельбесскую руду, поэтому в 1917 Михаил Константинович Курако получил приглашение от Копикуза запроектировать и построить в Кузбассе домны американского типа. По мысли Курако, это быдет высокомеханизированное предприятие. На помощь рабочему придут машины. Они облегчат труд людей, уничтожат тяжёлые профессии катателей, чугунщиков, разливщиков. Однако Курако эту работу не удалось довести до конца. Началась гражданская война. Основные усилия народа были направлены на борьбу с белогвардейцами и иностранными интервентами.

Молодое Советское правительство буквально сразу же после революции обратило внимание учёных и хозяйственников на безотлагательную важность разработки недр Востока страны, ибо, как сказал ещё великий М.В.Ломоносов: “Росийское могущество прирастать будет Сибирью”.

В апреле 1918 Высший Совет Народного Хозяйства объявил конкурс на “проект создания единой хазяйственной организации, охватывающей область горно-металлургической промышленности “Кузнецкого каменно-угольного бассейна”.

Во время очередной командировки в Кузнецк Курако заболел сыпным тифом - одной из самых распространённых болезней тех тяжёлых и героических лет. Он умер в Кузнецке 8 февраля 1920.

Конец 20-х годов. Завершается восстановление старых предприятий. Наступает эпоха пятилеток. В разных районах страны начинается строительство крупнейших металлургических и машиностроительных заводов, угольных шахт и электростанций. Принимается историческое решение о создании на Востоке СССР второй мощной угольно-металлургической базы - крупнейших металлургических комбинатов, работающих на железных рудах Урала и коксующихся углях Сибири.

Осенью 1927 начался набор рабочих, которым предстояло строительство крупнейшего металлургического завода.

В 1929 Бардина вызывают в Москву. Ему поручается техническое руководство строительством Кузнецкого металлургического комбината - первенца промышленного освоения природных богатств Сибири.

Строительство завода началось в короткие зимние дни конца 1929, когда столбик ртути в термометре редко поднимался выше 30 град. мороза. На строительной площадке день и ночь горели костры, отогревая промерзшую землю. Тысячи комсомольцев, прибывших сюда из разных концов страны, рыли траншеи в мерзлом грунте, возводили фундаменты для металлургических печей, создавали гигантские цехи. Иван Павлович Бардин был душой этой великой стройки. Его можно было встретить здесь и ранним утром, и глухой ночью, когда работы велись при ярком свете многих сотен прожекторов.

Бардин за это время сумел кое-что сделать и в чисто техническом плане. Он решил ещё раз просмотреть проект завода. Зная теперь хорошо площадку, он сразу же отметил, что расположить цехи можно лучше, чем предлагала американская фирма "Фрейн". Дело в том, что американцы ограничили площадь завода руслом речки Конобенихи. Летом это был ручеек, а весной - свирепая река. Иван Павлович нашел, что, если построить плотину и отвести воду по каналу, площадь завода можно значительно расширить, а цехи его расположить целесообразнее.

Все это дало возможность значительно увеличить мощность будущего завода. От 400 тысяч тонн чугуна в год она поднялась до 1,5 млн. тонн.

Никакие трудности не могли остановить Бардина; наоборот, они вдохновляли его; видимо, практика предыдущих лет вселила в него уверенность, что любые трудности можно и должно преодалевать. Он умел в любой тяжёлый момент сохранить самообладание, ненавидел нытиков, которых тянет на спокойную жизнь. “Стройке, - говорил он, - нужны люди дисциплинированные, самоотверженные, упорные в стремлении к достижению намеченной цели.

Не звание и чин, а внутреннее содержание и желание трудиться, вот что было у Бардина главным критерием в оценке человека.

А дел всё прибавлялось. На стройку пришла часть технической документации, стали поступать машины и механизмы. Главный инженер смело дал разрешение и чертежи для взрывных работ, которые должны были подготовить сооружение фундаментов под домны и мартены.

Строители досрочно заложили все фундаменты основных цехов, кроме прокатного. Такой размах работ, развернувшихся на площадке, был неожиданным для центрального управления, ведавшего строительством. К Бардину из Москвы полетели телеграммы. На каком основании по кем утверждённому плану производится строительство основных цехов завода? Начальник строительства обращал внимание главного инженера на то, что утверждённого плана ведения работ ещё нет и он, Бардин, не имеет права возводить основные сооружения.

На все телеграммы и запросы Иван Павлович отвечал, что он имеет уже обсуждённый и окончательно утверждённый план, составленный фирмой “Фрейн”, и что считает его достаточным основанием для ведения работ.

Он не только считал себя в праве вести строительные работы на площадке, но и принял на себя полную ответственность за это.

В конце февраля 1930 на стройку неожиданно прибыла комиссия, по решению которой руководство стройкой было передано строительной организации "Стальстрой". Стройка замедлила темпы. После упорной борьбы Бардина со строителями решением Высшего Совета Народного Хозяйства за подписью Куйбышева структура "Стальстроя" была ликвидирована. Строителей снова подчинили руководству Кузнецкстроя. Все бразды технического руководства - и проектирование, и технический надзор, и непосредственное руководство организацией и ходом работ - снова перешли к Бардину. 

Со второй половины 1930 начало прибывать оборудование, заказанное за границей, - экскаваторы, краны, тракторы, автомашины, передвижные электростанции, станки.

Каждый день на площадке появлялись новые лица: рабочие, инженеры, техники. Главный инженер был вездесущ. Меньше всего он сидел в конторе. У него вошло в привычку большую часть времени проводить на строительных участках - самому видеть, как ведутся работы. С самого раннего утра его можно было увидеть только на площадке. Маршрут обычно был один и тот же: сначала он спускался на будущий мамотный двор и через мартен отправлялся к домнам. Затем обходил группу механических мастерских. И только часов в шесть вечера появлялся у себя в кабинете и начинал заниматься делами производственного отдела, конструкторского бюро, заслушивал отчеты о ходе работы на участках. Рабочий день продолжался 12-14 часов. А на особо трудных участках Бардина можно было увидеть и ночью.

Много внимания Бардин уделял прибывавшему на станцию оборудованию. Он регулярно ездил в Кузнецк, сам лазил по вагонам, ощупывал буквально каждую машину, заходил на склад, чтобы объяснить, куда разгружать и как хранить оборудование.

Работа днём и ночью, постоянное недосыпание и напряжение давали о себе знать, но Бардин не обращал внимание на усталость, просто не думал о ней. Его целиком поглощала одна мысль - построить этот металлургический гигант быстрее и лучше! Захваченный пафосом созидания, он успевал всюду.

1 мая 1930 в праздничной обстановке был заложен фундамент доменной печи, а 1 апреля 1932 в 3 часа 55 минут первая кузнецкая домна была задута. 3 апреля 1932 был получен первый чугун. 

Вслед за первой печью через месяц пошла вторая. А вскоре выдал сталь мартен, затем загремела, загрохотала прокатка  вошли в строй действующих блюминг и рельсопрокатный стан.

В дни, когда готовился пуск первой доменной печи, на многолюдном собрании в клубе ИТР выдвигали кандидатуру И.П.Бардина в академики. Перед голосованием некоторые спрашивали : "Где же у Бардина научные труды?" И тогда нарком Г.К.Орджоникидзе сказал: "Научный труд главного инженера Кузнецкстроя Ивана Павловича Бардина - это построенный на пустом месте и пущенный в эксплуатацию в невиданно короткий срок Кузнецкий металлургический комбинат."

В апреле 1932 И.П.Бардин стал академиком Академии наук СССР. Он почувствовал ещё большую ответственность перед страной за порученное ему дело. Но по-прежнему он был строг к себе, сдержан и требователен к подчиненным, по-прежнему был ровен со всеми, никогда не позволял себе давать указания через чью-то голову. По-прежнему внимательно слушал и учитывал мнения других. По-прежнему с раннего утра можно было увидеть его в неизменном полушубке на самых трудных, самых ответственных участках огромной стройки. Рабочие так и прозвали любовно своего главного инженера - "академик в полушубке".

          А между тем пуск первых агрегатов значительно затруднил и усложнил деятельность Ивана Павловича. Ему надо было успеть всюду:и при подготовке технической документации, и при решении сложных вопросов строительства, и при освоении уже действующего оборудования. В общем первое время завод работал плохо. В зиму 1932/33 замерзали водопроводы, смерзалась в камень руда в бункерах, льдом покрывались пути. Американцы даже предложили остановить на зимние месяцы завод. Но самоотверженность, энтузиазм советских людей сделали то, что зарубежным специалистам казалось неисполнимым. Завод начал набирать темпы, давать стране всё больше и больше металла.

К 1936 Кузнецкий металлургический комбинат был уже на полном ходу. Были освоены и местные угли и местные руды. Домны - главная забота Бардина - работали спокойно. Расширялись рудники, продолжал строиться и завод.

Бардин получил высшую награду - увидел воочию результат своего труда, дело своих рук и разума. На сибирской земле поднялись могучие доменные печи, встали стройные шеренги кауперов, как бы возглавляя цехи - мартеновский, прокатный, коксовый. И всё это жило полной жизнью, дышало воздухом, крепко настоянном на сибирском морозе, двигалось ,гудело - давало металл стране, много металла, столь нужного для мирных строек пятилетки и обороны. На Западе и на Дальнем Востоке сгущались тучи новой мировой войны.

Бардин хорошо ощущал это нарастающее напряжение. И он с ещё больщей энергией окунался в работу. Быстрее, лучше развивать металлургию, больше дать родине металла!

В феврале 1936 Бардин участвовал в конференции металлургов. На ней шёл горячий разговор, как улучшить работу домен. Участники конференции говорили о том, что надо уменьшить количество пыли, добиться более ровного хода печей.

Бардин и раньше считал, что подготовка сырья в металлургии - одна из важнейших проблем. А теперь он всё более и более убеждался, что невозможно успешно развивать производство чёрных металлов без подготовки сырьевых баз и топлива. Причём особое внимание, считал он, надо обращать на усреднение, дробление, сортировку и окусковывание железных руд и на обогащение углей для коксования. Но при этом не забывал и о другом: а как развивается металлургия за границей, каких рубежей достигла, что ещё можно сделать для повышения производительности наших заводов?

Деятельному и пытливому специалисту недостаточно напечатанных монографий и технических журналов - ему необходимо всё увидеть самому, собственными глазами, пощупать руками. И он просит командировать его в США для ознакомления с металлургическими заводами.

Пассажирский лайнер “Бенгалия” доставил Ивана Павловича к тому же берегу, на который он уже высаживался двадцать шесть лет тому назад. Тогда он был бедный искатель счастья. Теперь сюда приехал крупнейший советский металлург, действительный член Академии наук СССР. Приехал знакомиться с передовым технологическим опытом, чтобы лучше осуществить свою заветную мечту: советские производственные показатели должны стать значительно выше, чем на заводах Европы и США.

В Буффало Иван Павлович познакомился с только что пущеным непрерывным тонколистовым станом и прокаткой жести, а также другим интересным заводом, на котором в доменном процессе применялась тщательная подготовка и сортировка руд.

Затем он отправился в большую поездку по США. В Чикаго ему удалось посмотреть завод, на котором он когда-то работал. Внешне предприятие мало изменилось, но мощность его значительно возросла. Затем как в калейдоскопе замелькали дорожные впечатления: строительство грандиозной плотины в Колорадо, Сан-Франциско, Лос-Анжелес, с технологическим институтом неподалёку. Миннесота, где находилась очень интересная лаборатория по изучению металлургических процессов и обогащению руд. Снова Чикаго, завод “Гэри”. А потом - металлургический Питтсбург и юг страны.

После посещения США Бардин встретился с Орджоникидзе, а затем отправился в Днепропетровск и Днепродзерджинск, где сделал доклады о своих заграничных впечатлениях. Затем такой же доклад - в Кузнецке и статьи по этому вопросу. Металлурги страны должны знать всё лучшее из зарубежного опыта и быстрее внедрять его у себя!

В это время Иван Павлович начинает чувствовать, что рамки главного инженера Кузнецкого завода становятся ему тесноваты. Его опыт, знания, его организаторские способности могут принести значительно больше пользы стране, если будут использованы в более широких масштабах. Но он продолжает трудиться на Кузнецком заводе, мечтает о его расширении и совершенствовании.

В 1937 Бардина назначают главным инженером Главного управления металлургической промышленности Наркомтяжпрома. Год спустя - председателем технического совета, а ещё через год утверждается заместителем народного комиссара чёрной металлургии.

Родина высоко оценила научную и организаторскую деятельность И.П.Бардина. 26 лет он был депутатом высшего органа государственной власти - ВЦИК и Верховного Совета СССР. Он был удостоен звания Героя Социалистического Труда, награждён семью орденами Ленина.

Много лет спустя КМК посетила делегация американских металлургов. "В беседе со мной, - вспоминал   директор КМК Жеребин Б.Н. - один из членов делегации Дженкс сказал, что металлурги много сделали для увеличения производственных мощностей по сравнению с проектными. А другой американец - Стивенс, говоря об условиях труда на комбинате, заявил: "Хотя я и пытался найти недостатки, я этого сделать не мог. Я и мои коллеги снимаем шляпы перед вами."

Такими успехами коллектив КМК во многом обязан И.П.Бардину. Это он в свое время создал замечательную школу кузнецких металлургов, многие из которых работали и работают на высоких постах. 

Детищем И.П.Бардина стала центральная заводская лаборатория, в которой он имел свой второй кабинет и проводил в нем еженедельно целый рабочий день.

Также по инициативе И.П.Бардина на КМК был создан технический музей комбината. При научно-техническом музее комбината создан мемориальный музей академика - его домашний кабинет и библиотека, переданные комбинату в дар его женой Л.В.Бардиной.

Особое значение И.П.Бардин придавал технической библиотеке, созданной уже в 1933 году.

При посещении КМК он старался как можно больше осмотреть, узнать, что есть нового, сравнивал увиденное с имевшимся на других заводах и делился тем, что видел в зарубежной практике. 

Источники: 

1.  Мезенцев В.А. Бардин. М., "Молодая гвардия", 1970.

Последнее обновление страницы   19.12.04 17:44:05