Томас Эдуард Лоуренс (Лоуренс Аравийский) (15 августа 1888, Тремадог, Уэльс - 19 мая 1935, д. Клауд-Хиллз, графство Дорсетшир)

английский разведчик на арабском Востоке, переводчик Гомера, автор мемуаров «Семь столпов мудрости» (1926).

Смуглый "принц из Мекки" в шёлковом бурнусе, с решительным взглядом голубых глаз, кривым йеменским кинжалом за поясом - таким знали его арабы. Историки считали его мистификатором и авантюристом, советская пропаганда - лицемером, который за фальшивыми словами о свободе скрывал колониальные замашки Британии. Но к тому времени, как о нём узнал весь мир, уже сложилась арабская легенда. В 1917, в разгар арабского восстания против турок, один из племенных вождей писал эмиру Фейсалу "Пришлите нам немного лоуренса и мы будем взрывать им поезда". Пришлось объяснять, что столь эффективное средство - человек, а не разновидность динамита.

Томас Эдвард Лоуренс родился в относительно благополучной семье. Будучи незаконнорожденным сыном английского аристократа от его связи с горничной, он однако не знал, что значит неполная семья. Его отец ушёл от своей жены и дочерей и поселился с новой семьёй.

Родился он в северном Уэльсе а после этого Лоуренсы (они сменили фамилию чтобы оградить себя от осуждения английского общества, отец ранее носил фамилию Чэпмен) ещё долго скитались по Англии, Шотландии и Франции, пока не осели в университетском Оксфорде. Мальчику к тому времени исполнилось восемь. Будущего героя отдали в школу. Её он сразу назвал "пустой тратой времени". Гораздо интереснее было читать приключенческие книжки, отправляться за десятки километров на велосипеде в поисках полуразрушенных замков или совершать ночные рейды на кладбище. Коллективные игры были ему не по нутру, ведь там надо было подчиняться правилам, а правил он не любил никогда. От изучения замков он перешёл к осадному оружию, военной стратегии и особенно увлёкся историей крестовых походов, причём, играя сам с собой в войну, он никогда не хотел быть крестоносцем, а всегда - диким сарацином. Должно быть, тогда же он выдумал мифическое генеалогическое древо, которое выводил от таинственного сэра Роберта Лоуренса, якобы сопровождавшего Ричарда Львиное сердце в его третьем крестовом походе. А еще будущий воин пустыни внимательно изучает культуру арабов и историю войн, особенно тех, которые начинались с восстаний. 

В двадцать один год Лоуренс выдержал оксфордский экзамен на получение стипендии по историческим наукам. В знаменитом университете за ним закрепилась репутация разгильдяя и прогульщика. Действительно, основным курсом он не интересовался, книги читал не по теме. Однако Оксфорд в те времена славился своим либерализмом и студенту было разрешено защитить диссертацию по специальному вопросу, не относящемуся к основному курсу. Темой работы он выбрал военную архитектуру крестоносцев, и летние каникулы 1908 решил использовать для осмотра замков крестоносцев в Сирии. Лоуренса отговаривали, уверяя в том, что летом на востоке очень жарко и нужно много средств на покупку лагерного снаряжения, наём носильщиков и проводников. Но он заявил, что отправится один и только пешком, рассчитывая на гостеприимство в деревнях, ведь на Востоке к путникам относятся очень трепетно. Тяготы путешествия не пугали его. Одетый в бурнус, он мог довольствоваться самой простой едой и не испытывал неудобства от отсутствия вилки и ложки.

Получив за дипломную работу высшую оценку и стипендию на научные изыскания, Лоуренс отправился в Египет на раскопки. Спросив на станции, как найти лагерь археологов, англичанин услышал в ответ: "Идите в сторону пустыни и увидите тучи мух. После этого сворачивайте туда, где мух будет больше всего - и вы у цели". В лагере Лоуренс заслужил немалое уважение рабочих-туземцев тем, что умел вникать в их проблемы, ел, как они, и одевался, как араб. "Моя бедность, - скажет впоследствии Лоуренс, - позволила мне изучить тех, от которых богатый путешественник отгорожен своими деньгами и спутниками". Его разговорный арабский был выше всех похвал. А если учесть, что встречаются белокурые арабы, то загорелого, в бурнусе, мужчину можно было вполне принять за коренного жителя пустынь. "Арабы говорили, что ни один человек, несмотря на его достоинства, не смог бы быть их вождём, если бы не ел их пищи, не носил бы их одежды и не жил бы с ними одинаковой жизнью", - напишет Лоуренс в воспоминаниях. Лоуренса роднила с кочевниками и страсть к перемене мест, и огромная жажда свободы. Ему пришлась по душе простота бедуинской жизни. Но было бы ошибкой представлять себе этакого погружённого в себя философа. Лоуренс всегда славился здравым смыслом и способностью молниеносно принимать решения. Из-за обострённого чувства справедливости он нередко попадал в неприятные ситуации. Как-то во время своих странствий по Сирии он встретил на реке курдов, глушивших динамитом  рыбу. Лоуренсу это не понравилось и он попытался вразумить туземцев, после чего они вынули ножи. Однако противник браконьерства не унялся, пока не привёл полицейского. В другой раз он заставил немецкого инженера просить прощения у слуги Лоуренса, которого инженер ударил. Когда во время восстания воин из его отряда убил араба из другого племени, Лоуренс застрелил убийцу, чтобы избежать кровопролитной родовой мести.

Накануне Первой мировой войны ему довелось путешествовать по Синаю где он под видом археологических изысканий собирал материал для разведки - наносил на карту дороги и колодцы в этом граничащем с Османской империей регионе. А начало войны застало Лоуренса за написанием археологического труда о синайских открытиях - турки обвинили экспедицию в шпионаже и требовали предоставить отчёт о проделанной работе.

Тогда же он попытался пойти добровольцем в армию, но низкорослого Лоуренса забраковала призывная комиссия. В географическом отделе Генерального штаба слышали о его подвигах на Синае и рады были взять к себе. Лоуренс занялся составлением карт, а затем его перевели в каирское отделение Арабского бюро. Турция уже вступила в войну, и обязанности Лоуренса заключались в опрашивании пленных. С этим делом он справлялся блестяще. У него был безотказный способ: "По первому их слову я определял местность, откуда они родом, а потом спрашивал о проживающих там моих знакомых. Они мне говорили всё". Старших по званию он раздражает яркими галстуками и тем, что при встрече не отдаёт честь. К тому же пишет возмутительные доклады, в которых критикует высшее командование за проведение операций. И не скрывает своей горячей симпатии к восставшим фабам. 

Начальство стремилось при первой возможности отправить бунтаря подальше. И случай скоро представился. Арабское восстание, начавшись в 1916, сперва было весьма успешным. Арабы отбили у турок святой город Мекку, а также порты на Красном море - Джидду, Рабиг, Янбу и часть Медины. Но вскоре турки оттеснили восставших из Медины. Страшная резня в одном из предместьев, учиненная турками, потрясла всю Аравию. "В огонь одинаково бросали и оставшихся в живых и трупы...". Первоначальный энтузиазм восставших гас. При первом залпе турецкой артиллерии бедуины соскакивали с верблюдов и от ужаса ничком падали на землю. В войске арабов винтовка была у каждого десятого. Кроме того, англичане не прислали обещанных денег, и возглавлявшему восстание арабскому эмиру Фейсалу пришлось пойти на маленькую хитрость - наполнить камнями большой сундук и приставить к нему внушительную охрану. Каждый вечер сундук торжественно вносился к нему в шатер, и об обмане никто не догадывался. Между тем численность войска таяла. Арабы целыми племенами возвращались домой.

В октябре 1916 Лоуренса командировали под Джидду в лагерь арабов для переговоров с руководителями восставших. Когда при встрече Фейсал спросил Лоуренса, нравится ли ему здесь, тот ответил: "Конечно, но отсюда далеко до Дамаска". Обретение контроля над этим городом означало бы победу восстания. "Мои слова упали подобно мечу, и среди присутствующих прошёл легкий трепет", - вспоминает Лоуренс. Англичанин в Фейсал улыбнулись друг другу, понимая, что одной этой фразой скреплён молчаливый союз между ними.

На следующее утро Лоуренс отправилcя побродить среди войска Фейсала. Это была, как он писал, "разбойного вида толпа очень крепких и выносливых людей". Из-за его "хаки" арабы принимали Лоуренса за дезертировавшего к ним турецкого офицера и, лежа в тени, лениво высказывали "добродушные, но жуткие предположения" о том, как с ним расправятся. Лоуренс сразу понял, что в партизанских вылазках им не будет равных, и пользовать же их в позиционной войне значит просто губить. Теперь Лоуренс управлял в Каир бесконечные отчёты и писал, "насколько многообещающим является положение" и что при необходимо поддержке арабы смогут оттеснить турок далеко на север. Дело кончилось тем, чего оставили при армии арабского эмира. Отныне отпрыск английского аристократа жил в условиях походного лагеря, учась у Фейсала качествам, необходимый настоящему вождю. "Он был доступен всем, никогда не отклонял просьб, даже когда арабы толпой приходили к нему излагать своё горе, изливая его в длинных песнях, которые они пели вокруг нас в темноте", - вспоминает Лоуренс. Фейсал подарил ему арабскую белую шёлковую одежду с золотыми украшениями, которую ему прислали из Мекки. Лоуренс учился ходить босиком, как настоящий бедуин, клясться бородой пророка. И воевать.

Пожалуй, аравийская война была последней романтической войной в мировой истории, и экзотика востока с его верблюдами и саблями сочеталась здесь с прозой бронемашин и аэропланов. Задача Лоуренса заключалась в том, чтобы расширить восстание на как можно большем пространстве. Это означало распространение "арабской заразы", как называли мятежников турки, к северу, для чего требовалось создание там опорной базы. Целью, которую наметил для себя Лоуренс, стала Акаба, - порт на берегу одноименного залива, на границе между Аравией и Синайским полуостровом. Чтобы взять этот город с суши, нужно было заручиться поддержкой главы местных племён, знаменитого на всю Аравию воина Ауды.

В лагерь Фейсала прибывали всё новые племенные вожди, готовые присягнуть в верности эмиру. Вскоре появился и Ауда. С первого взгляда Лоуренс понял, что этот человек не бросает слов на ветер. В палатке Фейсала начался пир в честь почетного гостя, прерванный смешным эпизодом: Ауда вдруг вскочил на ноги и с криком "Да сохранит меня Бог!" выбежал из палатки. Через минуту все услышали странный стук снаружи. Оказалось, что это Ауда камнем ломает свои вставные зубы. "Я забыл, что мне их дал Джамаль-паша! Я ел хлеб моего господина турецкими зубами!" - воскликнул он.

Ауда был примечательной фигурой. Всю свою жизнь он провёл в разбойничьих набегах, был тринадцать раз ранен, двадцать восемь раз женат и убил собственноручно семьдесят пять человек. И это помимо турок, которых он не считал. Он любил рассказывать длинные завиральные истории о своих подвигах, в которых даже такой незначительный эпизод, как прогулка по базару, превращался в грандиозное событие эпического масштаба. Вместе с Аудой Лоуренс выработал план похода в Сирийскую пустыню. Оттуда предстояло с востока подойти к Акабе.

В мае 1917 экспедиция с Лоуренсом во главе отправилась в многодневный переход. Вьючные верблюды были нагружены мукой, взрывчаткой и золотом, необходимым для выплат добровольцам, которых надеялись завербовать. "Мы чувствовали себя покинутыми в этой пустыне, и наша быстрота в сравнении с её бесконечностью казалась бесплодным усилием. Единственными звуками являлись глухое эхо, как будто каменный ковёр, по которому шли наши верблюды, был выстлан над пустым пространством, да тихий но резкий шелест песка", - вспоминает Лоуренс. От горячего ветра кожа людей лопалась, а глаза с трудом переносили яркий солнечный свет, отражаемый от блестящих песков. На четырнадцатый день караван достиг песчаных дюн, за которыми начиналась Сирийская пустыня. Тут выяснилось, что один из воинов отстал. Арабов особенно не волновало исчезновение спутника, но Лоуренс решил вернуться и поискать его. "Если бы я уклонился от своего долга, - вспоминал потом Лоуренс, - это оправдали бы тем, что я иностранец. Но такое оправдание было бы слабым доводом для человека, который намеревался помогать арабам в их восстании". 

На девятнадцатый день караван достиг земель племени ховейтат. Благодаря Ауде, их встретили как лучших друзей. Перед началом пира пришельцев привозили к палатке на чистокровных кобылах. Затем хозяин жилища приглашал гостей приступить к еде. Как того требовали арабские обычаи, все прикидывались, что не слышат его. "Затем мы удивленно глядели друг на друга, причем каждый подталкивал своего соседа, чтобы тот подошел первым", - вспоминает Лоуренс. Наконец, первый гость подходил к подносу и со словами "Во имя Всемогущего Бога" окунал руки в варево. Есть полагалось молча, что являлось признаком одобрения угощения. Хозяин шатра обычно стоял рядом, поощряя гостей благочестивыми восклицаниями.

19 июня 1917 войска Лоуренса выступили в поход на Акабу. По дороге Лоуренс предложил с наступлением ночи атаковать один из турецких блокпостов. Ему возразили, что это будет трудно сделать из-за полнолуния. Лоуренс, знавший, что ночью должно произойти лунное затмение, пообещал, что луны некоторое время не будет. Арабы одним махом взяли блокпост, пока турецкие солдаты колотили в медные горшки, чтобы спасти луну от беды.

После столь блистательных побед взять Акабу тоже оказалось не сложно. "Мы были даже слегка разочарованы",- не без кокетства пишет Лоуренс. В сентябре 1917 он начал выводить из строя железные дороги.

Отряд Лоуренса с двумя английскими минометчиками, нагружённый взрывчаткой, один за другим пускал под откос турецкие поезда. Однажды они нашли место, где железная дорога делала крюк, и подложили под рельсы динамит. Но едва прозвучал взрыв, как бедуины бросились грабить вагоны. А затем, торопясь увезти добычу, оставили Лоуренса одного сматывать провода, и он едва не попал в плен. Примечательно, что в докладе командованию Лоуренс напишет: "Бедуины вели себя во время этой поездки исключительно хорошо, и мне приходилось выносить судебное решение лишь по двум случаям нападения с оружием в руках, четырём делам о краже верблюдов, одному брачному делу, четырнадцати ссорам, двум последствиям от "дурного глаза" и одному случаю колдовства".

Лоуренс тратил на арабов и свои, и казённые деньги, если это могло способствовать победе. Возможно, его популярность у арабов была вызвана этой щедростью, которая в их глазах должна быть присуща настоящему воину. 

Зиму Лоуренс провёл в Азраке, оазисе в северной оконечности Сирхана. Предстояли месяцы бездействия. Но разве мог этот авантюрист усидеть на месте. Переодевшись местным жителем, он отправился на разведку в Дераа, чтобы отыскать скрытую дорогу в город. Близ аэродрома он был замечен турецким сержантом и доставлен в канцелярию местного бея. Там Лоуренс заявил, что он черкес (среди них попадались голубоглазые блондины). 

Черкесы обязаны были служить в турецкой армии, и Лоуренса приняли за дезертира и насильно зачислили в войска. О турецких офицерах ходили плохие слухи насчёт того, как у них принято обходиться с новобранцами. Этой же ночью Лоуренса решили "посвятить в солдаты". Это означало, что его изнасиловали несколько турецких офицеров. Своим отчаянным сопротивлением он взбесил их, и его отдали охранникам, которые избили его до полусмерти.

Страшные шрамы от побоев оставались у Лоуренса до конца жизни. Турецкий бей решил, что он слишком окровавлен, чтобы разделить с ним постель, и выбрал себе на ночь другого солдата. 

Здесь начинается одна из самых сокровенных тайн знаменитого разведчика. Его мать суровая и очень религиозная женщина, всю жизнь терзалась тем, что отняла своего мужа у его законной жены и четырёх дочерей, считала, что они живут во грехе. Она долго скрывала это от детей, но когда Лоуренс в десять лет узнал о том, что он незаконнорожденный, то заявил матери, что это его не волнует. В ответ мать, решившая, что греховность может передаться сыну по наследству, всячески донимала его расспросами о его мыслях и чувствах, желая истребить порочность, как только она появится. В итоге Лоуренс перебрался жить в садовый домик, а в 1906 даже сбежал в армию. Но религиозные проповеди матери о греховности плоти "аукнулись" позже. Юношей он проповедовал идеи вечной девственности. "Все телесное мне противно", - говорил он. Однажды, путешествуя по Сирии, он остановился у колодца, из которого курдские девушки набирали воду. Он попросил у них напиться, но они стали шутить над его цветом кожи и, желая посмотреть, везде ли его кожа белая, раздели его догола. Лоуренс испытал чудовищный стыд и долго не мог забыть этот случай.

Можно только догадываться, что почувствовал этот непорочный аскет после ужасной ночи в Дераа. Как он пишет в письме, он готов был, подобно библейскому прокаженному, ходить по городу в разодранных одеждах, оглашая улицы криками: -"Нечист! Нечист!". Но самое ужасное, что в ту ночь, когда он чуть не сошёл с ума от боли, он почувствовал, что какая-то часть его существа желает быть избитой и оскверненной. Возможно, именно ночь в Дераа и сделала из него гомосексуалиста. Чуть позже, уже в Англии, у него появятся друзья, отношения с которыми будут далеко не платоническими. Хотя Лоуренс часто вспоминал идею Платона о непобедимом войске, в котором отношения между солдатами строятся на взаимной любви.

Бесчувственного Лоуренса оттащили в госпиталь, где перевязали и бросили на пол. Тамошний охранник, видимо, более человечный, чем его товарищи уходя, шепнул Лоуренсу, что дверь в смежной комнате будет открыта. С трудом двигаясь, Лоуренс выбрался из дома. Когда он, шатаясь, брёл по дороге прочь из Дераа, какой-то араб сжалился над ним и подвез на своем верблюде до лагеря. Именно на обратной дороге он и обнаружил тот скрытый путь из города, на поиски которого отправился. По возвращению в Азрак от пережитого потрясения он заболел и впал в депрессию. Все люди ему опротивели и он часами бездумно лежал в палатке. Он всё яснее видел, что его положение чужестранца не вяжется с проповедью национальной свободы. "Мне приходилось убеждать самого себя, что британское правительство полностью выполнит свои обещания. И сейчас меня бесили льстивые горожане Азрака, пресмыкающиеся и умоляющие, чтобы я их принял, величающие меня беем, владыкой и освободителем".

Вскоре пришёл приказ, чтобы он выехал в Палестину. Он прибыл в штаб британской армии, где царила атмосфера праздника. 9 декабря англичане взяли Иерусалим и оттеснили турок к Иерихону. Лоуренс, награждённый орденом Бани (The Most Honorable Order of the Bath) и чином майора, присутствовал у ворот Яффы при торжественном вступлении английских войск в Иерусалим. Эту церемонию он впоследствии назвал "одним из величайших моментов удовлетворения за время войны". 

Наступление на Иерихон должно было начаться 19 сентября 1918. Задача Лоуренса, как всегда, - перерезать железную дорогу, на сей раз в районе Дераа. Стараниями отряда Лоуренса Дераа вскоре была отрезана от внешнего мира. Англичане продолжали громить турок, и Четвёртая турецкая армия отходила к Дамаску. На пути одной из турецких колонн находилась деревня арабского вождя Талала, сражавшегося вместе с Лоуренсом. Необходимо было успеть туда раньше турок. Но утомлённые бедуины прибыли слишком поздно. Турки, отступая, перерезали женщин и детей.

Охваченные жаждой мщения, арабы вскоре нагнали отступающую колонну и принялись беспощадно истреблять турок. Лоуренс же поскакал в Дераа. "Это была сумасшедшая скачка через ночь кошмара по залитой кровью земле", - вспоминает он. Надо было установить порядок в покинутом городе до того, как прибудут англичане. Если англичане увидят, что арабы не способны управлять городом, они попытаются узурпировать руководство. Когда армия генерала Барроу подошла к Дераа, арабы уже ввели военное управление и охраняли депо и склады.

Перед рассветом Лоуренс сел в свой бронированный роллс-ройс, прозванный "Голубым туманом", и поехал к Дамаску. Спешно отступая из Дамаска, турки подожгли склады с боеприпасами, и теперь город сотрясали взрывы. "Когда рассвело, мы поехали к верховью горного кряжа, высившегося над городским оазисом. Мы боялись взглянуть на север, ожидая увидеть развалины. Но вместо развалин простирались безмолвные сады, застланные зеленым туманом от реки, и в оправе тумана маячил город, прекрасный, как всегда, похожий на жемчужину под лучами утреннего солнца".

1 октября 1918 войска арабов вступили в Дамаск. Лоуренс отказался первым въехать в город, так как британцы позже могли предъявить территориальные претензии на основании того, что первым в столицу вступил английский офицер.

Лоуренс понимал, что сделал для арабов всё, что мог, и теперь принимать решения будет не он, а руководители воюющих держав. Его отставка была принята. Скоро Турция вышла из войны, а потом капитулировала и Германия. Перед обратным путешествием он просил командование о присвоении ему чина полковника. Лоуренсу, равнодушному к знакам отличия, но любившему комфорт, высокий офицерский чин был нужен в сущности лишь для того, чтобы проехать через Италию в вагоне первого класса.

После войны появился шанс осуществить заветную мечту Лоуренса о создании единого арабского государства. Но неожиданно французы потребовали себе Сирию, апеллируя ко временам крестовых походов, когда на Левантийском побережье оставались мелкие латинские государства. Англия оказалась перед дилеммой. Удовлетворить одного союзника означало оскорбить другого. Естественно, британцы предпочли оскорбить менее сильного. Лоуренс был вызван в Лондон на заседание Восточной комиссии кабинета, где предложил свой план послевоенного устройства арабских стран. Посетить Лондон должен был и Фейсал, причём встречавший его дипломат получил следующие инструкции: "Его (Фейсала) надлежит встретить как выдающееся лицо и не рассматривать ни в коем случае как носителя дипломатической миссии. С Лоуренсом следует обходиться резко, показав ему тем самым, что он идёт по неправильному пути. Если он приедет в британской форме, его надо приветствовать. Если он будет в арабском одеянии, то нам с ним делать нечего". Надо сказать, после войны Лоуренс редко носил бурнус. Но, сопровождая Фейсала в качестве переводчика в Букингемский дворец, он оделся по-арабски. Военному, который спросил, считает ли он правильным, что подданный короны и офицер приходит на подобное мероприятие одетым в иностранную военную форму, Лоуренс дал поистине рыцарский ответ: "Когда человек служит двум господам и вынужден разгневать одного из них, то лучше обидеть более могущественного. Я пришел сюда как переводчик эмира Фейсала, который привык видеть меня в этой одежде".

Всё кончилось тем, что Фейсал получил лишь часть Сирии с Дамаском, да и то под контролем Франции. Лоуренс чувствовал себя предателем и лжецом и попросил короля Георга об освобождении его от всех британских наград. Фейсал просил англичан о поддержке, но напрасно. В 1920 Арабский конгресс, собравшийся в Дамаске, провозгласил Фейсала полновластным королём Сирии. И Франция, и Англия осудили это решение арабов. В итоге французы подошли к Дамаску и свергли Фейсала с трона. Он бежал в Англию, где опять пытался уговорить вероломных англичан помочь ему.

В это время Лоуренс занялся написанием своих воспоминаний об арабской войне. Он решил лететь в Каир, где остались его дневники, которые могли помочь в работе над мемуарами. Близ Рима самолет упал. Оба летчика погибли, Лоуренс же отделался многочисленными переломами. Выздоровев, он с такой же страстью отдался писанию книги, с какой раньше взрывал поезда.

Он мог сутками работать, не прикасаясь к еде. Он писал не для того, чтобы развлечь обывателя экзотической книжкой, а стремился освободить память от мучивших его воспоминаний. "Семь столпов мудрости" имели грандиозный успех.

В 1921 году другой знаменитый мемуарист, Уинстон Черчилль, возглавил Министерство по делам колоний и предложил Лоуренсу пост политического советника по делам среднего Востока. Когда встал вопрос о жаловании, Лоуренс попросил всего тысячу фунтов в год. Черчилль сказал, что это самая скромная сумма, которую ему называли, и назначил 1600 фунтов. Благодаря влиянию Лоуренса, эмир Фейсал получил от англичан новообразованное королевство Ирак. Как только Фейсал занял трон, Лоуренс оставил Министерство по делам колоний.

Затем Лоуренс под фамилией Росс неожиданно поступает рядовым в британский воздушный флот. Когда его спросили, почему он не продолжил службу в звании офицера, он ответил: "Я не имею ничего против того, чтобы повиноваться глупым приказам, но я возражаю против того, чтобы отдавать их другим". Однажды рядового Росса увидел офицер, знавший Лоуренса во время войны, и сообщил об этом в одну бульварную газетёнку. Несмотря на его протесты, в 1923 Лоуренс был уволен из авиации. Один его друг из штаба намекнул, что Лоуренса могут снова взять в авиацию, если он получит хороший отзыв после службы в армии. Вскоре в танковом корпусе в Дорсете появился худощавый новобранец по фамилии Шоу. Это имя Лоуренс взял из чувства преклонения перед драматургом Бернардом Шоу, с которым был знаком. Его обостренное чувство справедливости не оставляло его и здесь, и он даже был наказан за то, что преподал урок жестокому капралу, издевавшемуся над рядовыми, выбросив его чемодан в мусорное ведро.

В нём видели героя и великого полководца, а он ненавидел свою роль в истории и чувствовал себя предателем, который превратил любовь арабов к свободе и их восстание в разменную карту в игре великих держав. Однажды ночью, когда ему снились ужасы прошедшей войны, он своими криками перебудил всю казарму и его жестоко избили. "Кажется, меня били четверо. Унизительно и больно", - напишет он в письме к друзьям. В другом письме он признается: "Иногда я задумываюсь, до какой степени я безумен и не станет ли психушка моим следующим пристанищем". 

В августе 1925 он был переведен обратно в авиацию и отправлен в Индию. И опять о его пребывании там стало известно журналистам. В американских газетах появилось сообщение о том, что полковник Лоуренс как британский агент ведёт работу в Афганистане по организации восстания против Советского Союза. До сих пор неизвестно, что же в действительности Лоуренс делал в Индии. Скандал в прессе привёл к тому, что в начале 1929 он был отправлен обратно в Англию. Английские коммунисты, поддерживающие Советский Союз, на демонстрации сожгли изображение агента британского империализма. Командование объявило Лоуренсу, что его оставят в авиации, если он даст слово никогда не покидать пределов Англии, не посещать влиятельных людей и не разговаривать с ними. Лоуренс, чувствовавший себя загнанным в западню зверем, согласился на эти условия. Всё чаще он выводит из гаража свой мотоцикл и находит забвение, бешено мчась по дорогам. Когда пришло известие о смерти Фейсала, Лоуренс в последний раз оседлал своего железного коня. Он встретил свою смерть так, как и жил - на полной скорости, мчась вперёд, с нетерпением ожидая, что же покажется за поворотом.

Когда его без сознания привезли в больницу, врачи с удивлением говорили о том, что любой другой, получив такие повреждения, умер бы на месте. Его удивительная выносливость подарила ему ещё три дня. Солнечным майским утром 1935 полковник Лоуренс навсегда покинул сцену жизни. Ходили слухи, что авария была подстроена. Некоторые биографы писали, что Гитлер будто бы предложил ему пост шефа диверсионного отдела абвера, и Лоуренс ехал в Лондон чтобы отправить закодированную телеграмму со своим согласием. Как бы там ни было, Лоуренс, а вместе с ним и его тайны, был похоронен в лондонском соборе Святого Павла среди британских военных героев. Их потомки возражали, чтобы рядом с их предками лежал гомосексуалист, и только благодаря вмешательству Черчилля разрешение на захоронение было получено. Незадолго до смерти Лоуренс сказал своему биографу Лидль Гарту: "Всю жизнь я был похож на пешехода, увертывающегося от машин, которые движутся по главной улице".

И если правда, что душа после смерти витает на земле в дорогих для неё местах, то
умерший Эль-Оренс, как прозвали его бедуины, конечно отправился в страну, которая слышала его смех и видела его слезы, - в жаркую Аравию. Он остался навеки в ее песках и в памяти арабов, этот таинственный голубоглазый шейх с севера. 

Источники:

1. Клевалина Наталья. Полковник Лоуренс // Гео № 11-2002

Последнее обновление страницы 04.12.03 22:53:20