|
Николай Михайлович Амосов (6 декабря 1913, село Ольхово, Владимирская губерния - 12 декабря 2002, Киев) |
||
|
|
Советский хирург-кардиолог и специалист в области кибернетики, ведущий специалист в стране по операциям на сердце. За годы творческой деятельности провел свыше 6 тысяч операций на сердце. В 1962 впервые в стране произвел протезирование митрального клапана сердца, а в 1965 создал и первым в мире стал использовать искусственные клапаны с покрытием. Автор более 400 научных трудов, среди которых 19 монографий. Корни Из семьи крестьян. Мать была родом из деревни Суворово Чорозерского района Вологодской области. Те места "прожили историю без помещиков - крестьяне считались "казёнными"". Дед учёного жил довольно зажиточно, но наёмным трудом не пользовался. Имел даже маленькую лавочку, подспорье к охоте и очень примитивному хозяйству, на уровне XIV века: соха, деревянная борона, лошадь, две коровы, десяток овец. Хлеба своего не хватало. Мать учёного, Елизавета Кирилловна Никанорова, была старшим ребёнком в семье. Родилась в 1884. С детства читала книги. На чтении и на лавочке она и погорела: сидела в лавке одна и будто бы "согрешила" с парнем из соседней деревни. А свадьба не состоялась. Родилась девочка - старшая сестра учёного Мария. Жизнь её после родов сильно осложнилась. Для северной деревни того времени "принести в подоле" - позор. Чтобы замолить грех, бабушка таскала её пешком в Соловецкий монастырь. Дед решил устроить судьбу дочки: учить. Отвёз в Кириллов к знакомым, нашли учителя подешевле, и стал он готовить её к экзамену экстерном за четыре класса гимназии. Занималась много, экзамен выдержала и поступила в школу повивальных бабок в Петербурге. Проучилась три года - стала акушеркой. В памяти мало что сохранилось из её рассказов о жизни в столице. Жила очень бедно. Отец посылал совершенные гроши; на жизнь зарабатывала дежурствами в клинике при богатых пациентах. Но всё равно вспоминала своё студенчество как праздник. Было много бедных слушательниц, они всем интересовались, бегали по лекциям и собраниям, ходили в театры на галёрку, читали и спорили. Наверное, там, в Питере, мама стала, скажем так, "средне-интеллигентным" человеком. И даже - атеисткой, хотя и не воинствующей. В 1909 земство предоставило ей место акушерки на фельдшерском пункте в селе Ольхово Череповецкого уезда Новгородской губернии. Тут она и закончила свою жизнь - профессиональную и физическую. Фельдшера менялись несколько раз, а она так и оставалась, та же "Кирилловна". Так её звали во всей округе. По крайней мере два поколения Амосовых, до отца Амосова, были полукрестьяне-полурабочие. Будто бы когда-то предки выкупились у барина. Летом они занимались хозяйством, а зимой глава семьи со старшими сыновьями уезжал работать на железоделательный завод. Отец-мастером, сыновья - работниками. Я видел чугунную плиту на его могиле: "Мастеру Амосову Ивану"... Впрочем, сыновья рано разлетелись из отцовского дома, так что дед на завод ездил уже один. Жили Амосовы хорошо, но небогато. Наверное, могли бы жить лучше, но были две страсти в семье: к лошадям и к водке. Первая закончилась со смертью деда, а пристрастие к водке перешло к его детям и внукам. Дед Амосова по отцу был "чудный человек, добрейшей души..., кабы только не пил. Но и пьяный был хороший". Менял лошадей. Все цыгане его знали. Будто из-за лошадей и помер: ехал из города в распутицу, гнал... конь был хороший ("Два часа на небеса!"), провалились под лед, едва выбрались. Стал болеть, водянка, и умер... "Бывало, в войну, уже больной, ходить не мог, везёт навоз, сядет верхом, тебя на руки возьмет и скажет: "Детки выросли не хозяева, может, ты крестьянствовать станешь?". Бабка Амосова по отцу, Марья Сергеевна, была из другого теста. Властная женщина, все хозяйство держалось на ней. Родилась крепостной, но в богатой семье, грамоты не знала. Свекровь сначала невзлюбила невестку, то есть маму, потому что "взяли с приплодом". А век пришлось доживать с ней. У самой было десять детей, семь выросли, все жили неплохо. Когда отец Амосова бросил семью, бабка осталась с ними. Не захотела идти к дочкам или к другим невесткам. Умерла от рака мочевого пузыря, сильно страдала, но маму, уставшую после вызовов, не беспокоила. От Марьи Сергеевны Амосов унаследовал рациональность и даже чуточку - прижимистость. Помню, когда шли разговоры о революции и некоторые сетовали, что деньги пропали, бабущка не признавались. "У нас с Лизой ничего не было!" У Лизы - не было, а после смерти бабушки в ее сундуке нашли "николаевских" десяток и "четвертных" рублей на триста. Корова до войны стоила 10-20 рублей. Дяди и тёти Амосовы тоже интересные люди, для романа-хроники вполне бы годились. Отслужил в армии. Организовал в Ольхове потребительский кооператив и мавлобойню: существовала до конца Ольхова. Маму направили в Ольхово в 1909, и она поселилась с учительницей Шурой Доброхотовой, вчерашней гимназисткой. Дружба держалась до смерти. Тогда же состоялось знакомство: Миша Амосов, с претензиями на интеллигентность. Ему было лет 25. Дело быстро шло к браку, если бы не бабушка. Она наотрез отказывала, из-за дочки, имела на примете богатую. Попа уговорила, чтобы не венчал. Пришлось родителям обращаться в другой приход. В положенное время родился я. Тогда не было отпусков по беременности и родам. Мама работала очень много, а для меня взяли няньку. Бабушке это барство не нравилось, но мама не сдалась. Тем более, что в связи с выездами на роды материнское молоко "пересохло" и пришлось кормить искусственно. Нянька должна была все делать по тогдашней науке: кипятить, протирать, разбавлять. Поэтому Амосов рос хилым, переболел детскими инфекциями, возможно, и рахитом. Однако, когда дорос до школы, - болеть перестал. Начапась война. Будущему учёному было восемь месяцев. И тут кончилось мамино счастье. Через полгода перестали приходить письма с фронта: "пропал без вести". Но судьба была милостива, и война была гуманнее: после восьми месяцев молчания пришла открытка - уже из Германии, из плена. Международный Красный Крест организовывал переписку и даже посылки через Швецию. Плен был не тот, что теперь, - легче. Я о нём всё знал: оставались пачки открыток и около десятка записных книжек, где карандашом очень четко писались дневники. Работал на разных работах, больше - в сельском хозяйстве. Дважды пытался бежать, неудачно. Был карцер, голодный паёк, тяжёлые работы в шахте. Но всё же не смерть, как было бы теперь. Из плена вернулся только в начале 1919. Отец сначала хотел заняться хозяйством, многому научился у немецких фермеров, но скоро уехал: пригласили в Череповец на большую должность - председателем Губсоюза кооператоров. Соблазнился работой и хотел обновить своё хозяйство. Оно было в полном упадке: осталась одна корова да куры. Работать было некому: дети разъехались, бабушка постарела, мама - урывками, нанимать не на что. Но ничего из хозяйственных планов не вышло. Правда, купил сложный плуг, но его наши лошади не тянули. Потом привёз жеребёночка, прозвали его Дружок, выросла хорошая лошадка. Мы росли вместе. Он продержался у нас года три, пока были надежды на возвращение отца. Отец снес старую "зимовку" и начал строить хороший дом, но не достроил. В Ольхово сначала приезжал каждую неделю, работал по хозяйству. Мне посещения его были неприятны, они всегда заканчивались выпивками и напряжением. Видимо, я подсознательно ревновал маму к этому чужому мужчине. (Как по Фрейду!) Вскоре до меня стали доходить разговоры о какой-то женщине. Мама украдкой плакала, бабушка молилась. Она открыто приняла сторону невестки и грозила отцу проклятием. Но времена были не те, чтобы этим испугать. Семья развалилась. Потом мама говорила, будто он требовал нашего переезда в город, а она отказывалась: "Жалко Ольхово, работу, баб". Не знаю, может и так. Сложны отношения людей! Окончательный разрыв произошел на моих глазах. Отец уже изрядно пил, и его отправили поработать в районный центр Шексна. Пригласил нас погостить, но туда же приехала его любовница. Все обнаружилось, я ее видел. Мама плакала. Днем мы сели в поезд и поехали в Череповец. Это был мой первый поезд. Всю дорогу я простоял у открытого окна и о родителях думал мало. Маму было жалко, но, может, это и хорошо, что он ушел? Мне не повезло с отцом. Простить ему никогда не мог, хотя лично мне он был не нужен: ушел, ну и ладной Мама же осталась! Судьба у него была грустная. Сестру Марусю он удочерил с момента брака, в начале двадцатых годов она жила с ним в Череповце, когда заканчивала среднюю школу, и жилось ей непросто. Характер у нее был трудный. К отцу приходила любовница, и они устраивали выпивки. Можно только представить себе эту атмосферу. Подозреваю: ненавидела. В 1924 году Маруся поступила в институт. В течение нескольких лет в новой семье отца родилось два сына. (Помню, дома смеялись: одного из них назвали Горацием!) Мама периодически приезжала в Череповец за лекарствами. Останавливалась она у Шуры, которая вернулась в город и работала в школе. Я тоже стал жить у нее, когда в 1926 приехал учиться в "школу второй ступени". Я не знаю, почему не был оформлен развод родителей Со временем мама потребовала, чтобы отец забрал дом с участка И он это сделал новый большой дом разобрали и увезли От имущества осталась только баня Через год ольховские мужики помогли маме построить "особняк" в два окна. В нём она и дожила век. Ну а отца тянуло в Ольхово. Он купил у сельсовета барскую дачу - усадьбу на берегу Шексны, реквизированную в своё время властями. Одно время там была "аптека", я её помню культурный дом с мезонином. Пару сезонов на этой даче прожила с детьми его новая жена, а сам он приезжал по воскресеньям. К нам захаживал, но всегда - выпивши. Одно время зачастил, пока мама не отшила. У меня от посещений остались тягостные воспоминания. В 1926 Амосов приехал в Череповец учиться, и отец давал
на содержание 15 рублей в месяц. В 1929 Маруся закончила институт и мама отказалась от отцовской помощи.
В 1930 отец заболел - ослеп. Диагноз "атрофия зрительного нерва на почве алкоголизма" Лечился он в Ленинграде и вроде наступило некоторое просветление. Он снова начал работать. Дачу, естественно, продали В 1931 отец внезапно умер, видимо, от болезни сердца. Детство Детство Амосова было необычным для деревни: держали замкнуто, общался, и то редко, только со своими двоюродными сестрами. Не знаю почему. Наверное, мама боялась меня потерять от травм, инфекций. Глупо это, а может - с пользой: одиночество формировало разум. Теперь говорят о "развивающих играх", вплоть до компьютерных. У меня не было даже игрушек, разве что глиняная свистулька от приезжих торговцев горшками, продающих с возов. Так и в школу пошел, одинокий, даже соседских детей видел лишь издали. Прямо - барчук! Читать-писать не умел. Помню только, что много рисовал, фантазировал, больше о войне. Тогда все ею жили. Гулять не любил: чуть ли не силой выгоняли "дышать воздухом", особенно зимой. Первый класс учили в избе-читальне ("клубе"), а на второй год все изменилось: открыли школу на строительстве шлюза. Это - километр, через "наволок". Много приключений: зимой - метели, сугробы, весной, в половодье, - на лодке. Веслами овладел вполне. Даже на байдарке! Учился хорошо, но учили плохо. Условий не было - учебников, бумаги, уменья преподавать. Впрочем, нашу учительницу Серафиму Петровну вспоминаю с удовольствием. В четвертый класс пошли учиться в ту самую, "министерскую" школу, что на противоположном конце села. Тоже поначалу были трудности: ребята с "того края" дрались с "нашим краем". Так что домой приходилось добираться в обход-две версты по болоту. Но я уже "был в коллективе", со "своим краем". К счастью, скоро все изменилось. Партия вмешалась в воспитание: в 1924 году организовался отряд пионеров. Это было очень интересно. Там у Амосова появился первый чин - заместитель вожатого отряда. Во время учёбы в школе организовал школьный кооператив. Как-то у нас ночевал кооператор, знакомый отца, коммунист со стажем, бывший эмигрант. Он и подал такую мысль. Как раз в тот год было наводнение в Ленинграде, пострадало много товаров, в том числе и книжные склады. Он прислал нам для кооператива ящик подмоченных и уценённых книг на сто с лишним рублей. С них мы и разжились, распродали с прибылью, выплатили долг и приобрели новый основной капитал. Правда, потом торговля шла слабо, но всё же тетрадки и карандаши получали из кооперативных каналов. Воровал книги из книжного магазина. Украл маленький учебный микроскоп и ящичек со скальпелем и пинцетами для препарирования лягушек из кабинета природоведения. Жили очень скудно: мама не брала подарков от пациенток. Так она и осталась для меня примером на всю жизнь. Бабушка научила молиться, крестьянское хозяйство - работать, а одиночество - читать книги. Когда стал пионером, перестал верить в бога и узнал про социализм. (Однако партийная карьера на пионерах закончилась - ни в комсомоле не в партии не был.). Жизнь русской северной деревни познал с детства. С 12 до 18 лет учился в Череповце, в школе, потом в механическом техникуме, окончил его и стал механиком. Жил бедно и одиноко. Скучал по дому, читал классику. Начало карьеры Три года работал механиком на электростанции в Архангельске. В 1934 женился и поступил во Всесоюзный заочный индустриальный институт, а спустя год – в Архангельский медицинский институт, где первые два курса закончил за один год. 1 июля 1939 получил диплом врача с отличием, а в феврале 1940 – диплом инженера в индустриальном. После этого работал ординатором Череповецкой больницы. Между тем, аспирантура в клинике не нравилась, любовь прошла, семейная жизнь надоела, детей не было. Обсудили положение с Галей и решили пожить отдельно. Уехал из Архангельска, и поступил на работу ординатором - хирургом больницы в родном Череповце. Научился делать обычные операции на органах живота. Интерес к физиологии вылился в размышления над гипотезами о механизмах мышления, о взаимодействии регулирующих систем организма. Тетрадки с "идеями" храню до сих пор. Сформировались убеждения по политике: социализм признавал, но к коммунистическому начальству относился плохо и в армии служить не хотел. Возможно, повлиял горький опыт семьи, поскольку в лагерях сгинули брат и сестра мамы. Во время войны 22 июня 1941 года началась Отечественная война. Работал в комиссии по мобилизации, а через пару дней был назначен ведущим хирургом в Полевой Подвижной Госпиталь ("ППГ-22-66 на конной тяге"). В этом госпитале и в одной должности прослужил всю войну с Германией и с Японией. Госпиталь предназначался для работы в полевых условиях, был рассчитан на 200 раненых. Общий штат - 80 человек, врачей - пять. Плюс 22 лошади. События войны опишу кратко. Лето и осень 1941 года лечили легкораненых в Сухиничах. В октябре немцы прорвали фронт, и мы отступили за Москву, в город Егорьевск. Там познал первое поражение: умер больной от газовой гангрены в результате моей ошибки. Познакомился с главным хирургом госпиталей А.А.Бочаровым. (Дружба с ним продолжалась до его смерти в 1970) В декабре 1941 началось наступление под Москвой. Госпиталь работал в тылу фронта - в Подольске, а потом в Калуге. Нам увеличили штат, выделили большое здание, число коек достигало пятисот. Была очень напряженная работа с тяжелоранеными. Основные проблемы: газовая инфекция (делали ампутации), ранения суставов и переломы бедра - лечили гипсовыми повязками. Было много смертей и тяжелых душевных переживаний. Тогда же разработал свои методы операций, снизившие смертность. Написал первую диссертацию и представил в Московский мединститут. До того ни одной диссертации не видел. В январе 1943 получили приказ сократиться до штатных 200 коек и отправляться в войсковой район, в 48 армию, на Брянский фронт. Первым испытанием была деревня Угольная, отрезанная снегопадом от большой дороги. В холодных хатах лежало до шести сотен необработанных раненых. Наши пять врачей с трудом могли их только осмотреть, чтобы не пропустить кровотечение или газовую гангрену и успеть отправить на санях в перевязочную палатку. Смертность была большая. Настроение - соответствующее. Весь год наш ППГ шёл вслед за наступающими войсками. Условия были очень трудные: перегрузка, разрушенные села, работа в палатках, без электричества, плохая эвакуация. Именно в такой роли нас застал конец 1943. Госпиталь развернули в большом украинском селе Хоробичи, рядом со станцией. Замерзших раненых привозили за сто километров целыми колоннами на открытых грузовиках, возвращавшихся с передовой. Мы снимали с машин только "лежачих", а тех, кто мог двигаться, отправляли в другой госпиталь, в соседнее село. Пока подошел санитарный поезд, у нас накопилось 2300 раненых: заняли школу и около четырехсот хат. Хорошо, что жителей не отселяли, как это было в Угольной, и женщины - хозяйки помогали нашим временным санитарам из легкораненых, которых мы, задерживали на время лечения. В Хоробичах у нас была хорошая организация: сортировка при поступлении, обходы и перевязки на дому, быстрая доставка в госпитальное отделение для операций. Все вместе позволило избежать (почти избежать!) смертей от "пропущенных" кровотечений и острой инфекции. В декабре пошли санитарные поезда и мы отправили почти всех раненых. 1944 год прошел относительно легко. Мы начали его вблизи Гомеля в посёлке Буда, при станции снабжения армии. Для госпиталя отремонтировали школу и вместе с палатками, получили до пятисот мест. Поезда приходили регулярно, и трудностей с эвакуацией не было. Там же произошло событие: я женился на операционной сестре Лиде Денисенко. Она пошла на войну добровольно после третьего курса пединститута и служила в Медсанбате. Осенью 1941 их дивизия была окружена и Лида месяц блуждала по лесам с группой солдат. Через линию фронта их переправили партизаны. Из Москвы ее командировали к нам. Была отличная операционная сестра и красивая девушка. Наш роман тянулся полгода, пока оформили брак в городе Речица. Ещё до того пришло письмо от Гали: она служила на Северном флоте, вышла замуж и ждала ребёнка. В Буде получил извещение из Москвы, что на мою диссертацию дан отрицательный отзыв: учёная карьера пока не состоялась. Летний прорыв наших войск в Белоруссии мы встретили в местечке Пиревичи. Раненых было не очень много. Войска быстро пошли вперед, и мы догнали фронт только осенью, в Польше. После нескольких переездов с напряженной работой, подошли к границе Восточной Пруссии. 1945 год встретили в лесу, в землянках. 15 января началось последнее наступление на Германию. Оборону немцев прорвали быстро, раненых получили всего около двухсот, обработали, наложили гипсовые повязки и отправили. Несколько раз переезжали по территории Восточной Пруссии, почти не работая. Условия были отличные: все немцы выехали, городки и поселки были пусты, хозяйственного имущества ("трофеи наших войск") - сколько угодно. В городе Эльбинг мы встретили День Победы, имея 18 тяжелораненых. В штабе армии получили медали и ордена, при нашем госпитале провели армейскую конференцию, месяц ждали решения судьбы, потом сдали лошадей, погрузились в эшелон и поехали домой. Когда пересекли Волгу, надежды на демобилизацию растаяли. Видели, как на Восток непрерывно идут воинские эшелоны и все говорили, что будет война с Японией. После месяца пути через всю Россию выгрузились в Приморском Крае. Скоро разыскал Бочарова, он был главным хирургом армии, пришедшей, как и мы, с Запада. В августе объявили войну. Мы приняли с десяток легких раненых на границе, и двинулись в Манчжурию. В это время американцы сбросили атомные бомбы и Япония капитулировала. После нескольких переходов и переездов, развернулись в городке Боли и даже приняли раненых, после короткого боя с японцами - смертниками. В сентябре нас перевезли в район Владивостока. Здесь в течение месяца госпиталь расформировали: уехали санитары, потом сестры и женщины - врачи. Так закончился славный путь ППГ 22-66. За войну Амосов стал опытным хирургом, мог оперировать в любой части тела. Особенно преуспел в лечении ранений груди, суставов и переломов бедра. К сожалению, перегрузки, постоянные переезды и необходимость эвакуации часто не позволяли доводить дело до конца, что бы получать полное удовлетворение. Раненых прошло чуть больше 40 тысяч. Почти половина - тяжёлые и средней тяжести: с повреждением костей, проникающими ранениями груди, живота, и черепа. Умерло свыше семисот: огромное кладбище, если бы могилы собрать вместе. В нем были и могилы умерших от моих ошибок. Мнение о войне. Позорное начало на совести Сталина и генерального штаба во главе с Жуковым. В 1941 для обороны сил было вполне достаточно: не было организации. В последующем, в ходе всей войны, победы достигались огромными потерями - в 3-4 раза превышавшими потери немцев. Оправдания этому нет, поскольку после 1942 исход войны уже был предрешён: оружия делали в несколько раз больше, чем Германия, союзники помогали, людские резервы ещё были. Несомненной заслугой Партии является организация тыла: эвакуация заводов на восток и наращивание производства. Солдаты и офицеры делали свое ратное дело отлично. Так же отлично работали граждане в тылу. В целом, война сплотила народ и позволила на некоторое время даже забыть о прежних репрессиях. Довольно скоро нам напомнили: отправили в лагери всех наших бывших военнопленных. После расформирования ППГ-22-66 Амосова с женой направили в другой госпиталь и вместе с ним они снова попали в Манчжурию - лечить японцев больных тифом в лагере военнопленных. Там мы встретили 1946 год, но уже в феврале Бочаров отозвал меня и назначил ординатором в Окружной госпиталь. Тогда же я встретился с Кириллом Симоняном - дружили до смерти. Москва-Брянск-Киев Врачу, молодому мужчине, уйти из армии с Дальнего Востока можно было только по блату. Когда поехали в отпуск, в Москву, летом 1946, Бочаров дал письмо к С.С.Юдину, академику, с просьбой помочь. Юдин отказал, но меня спас инженерный диплом и министр медицинской промышленности. Он обратился к военному начальству, что бы меня отпустили для министерства. Подействовало. Тогда же Юдин пообещал работу в Институте Склифосовского. Для оформления отставки пришлось снова ехать на Восток. Там, за два месяца ожидания, написал еще одну - третью уже - диссертацию о ранениях коленного сустава. Лиду восстановили в пединституте, а меня Юдин назначил заведовать операционным отделением: там было много неработающих аппаратов - задача для инженера. В военкомате получил паек и карточки. Нашли комнату - 4 квадратных метра. В Москве прожили только до марта 1947. Работа не нравилась: техника не интересовала, а оперировать не давали. Смотреть чужие операции надоело. Без хирургии Москва не прельщала. Задумал уезжать. Работу устроила наша бывшая госпитальная старшая сестра из Брянска, Л.В.Быкова. Меня взяли главным хирургом области и заведующим отделением в Областную больницу. О таком месте не смел даже мечтать! Брянск. Шесть лет прошли, как в сказке. Отличная работа, отличные люди: помощницы - врачи из бывших военных хирургов и администрация больницы. Но главное - работа. Много сложных больных и новых операций - на желудке, на пищеводе, на почках, - во всех областях тела. Но самыми важными были резекции легких - при абсцессах, раках и туберкулезе. Их я никогда не видел, методику разработал самостоятельно и за четыре года прооперировал больных больше всех хирургов в Союзе. Работа в области с районными хирургами тоже была интересна: нужно проверять и учить, Много ездил, проводил конференции, показывал операции. Авторитет завоевал, хотя вначале был неприлично молод для такой должности. Диссертацию (третью) защитил в 1948 в Горьком. Через год уже выбрал тему для докторской: "Резекции лёгких при туберкулёзе". Оперировал много и в 1952 диссертация была готова. Академик А.Н.Бакулев труд одобрил, прослушав доклад Амосова на конференции по грудной хирургии в Москве. Лида работала старшей операционной сестрой и кончила пединститут заочно. Однако, учительницей быть не собиралась. Говорила - "Хочу стать хирургом!" Тут подвернулся Киев: сделал в Институте Туберкулёза доклад и показал операции. Директор А.С.Мамолат пригласил работать, министр обещал открыть ещё отделение в госпитале для инвалидов войны. Очень не хотелось уезжать из Брянска! Но куда денешься? Жена поступила в Киевский Мединститут. Возможностей для карьеры в области не было. Решился, и в ноябре 1952 - переехали. Диссертацию подал еще из Брянска - и снова в Горький. Киев. Сначала все не нравилось: квартира - одна комната, хирургия бедная, работал в двух местах, больных мало, помощники ленивые. Очень тосковал, ездил в Брянск оперировать. Постепенно проблемы разрешились. В марте 1953 защитил диссертацию. С малым перевесом голосов, но все же выбрали на кафедру в Мединституте. Здесь была новая клиника, сложные больные, выступления на обществе хирургов. Двое помощников приехали из Брянска. Квартиру улучшили. Работа пошла. В январе 1955 сделал доклад по хирургии легких на съезде в Москве: имел успех. Тогда же начал простые операции на сердце. Ездил с докладами на конгрессы в Румынию и Чехословакию. В 1956 произошло событие: родилась дочь Катя. Беременность
жены шла с осложнениями, поэтому делали кесарево сечение. До того, за двадцать лет семейного стажа потребности в детях не ощущал. Лида настояла. Но как увидел это маленькое, красненькое, хлипкое существо, так и понял - кончилась свобода, уже не сбегу. Какие бы сирены не обольщали. 1957 год был очень важный: в январе клиника переехала в новое трёхэтажное здание, а осенью я ездил на конгресс хирургов в Мексику. Там увидел операцию на сердце с АИК (Аппаратом Искусственного Кровообращения) и очень увлекся. Поскольку купить аппарат было невозможно, то разработал собственный проект - его сделали на заводе: наконец, пригодились инженерные знания. В следующем году провели эксперименты на собаках, а к концу года попробовали на больном: у него случилась остановка сердца при обычной операции. Больной умер. После этого еще год экспериментировали. В 1959 году удачно прооперировали мальчика с тяжелым врожденным пороком сердца - так называемой "Тетрадой Фалло". С 1958 началась наша "кибернетика". Сначала это была лаборатория для отработки операций с АИК, потом присоединили физиологические исследования сердца с участием инженеров и математиков. В Институте Кибернетики создали специальный Отдел. Собрался коллектив энтузиастов. В течение следующего десятилетия сформировались такие направления в развитии идей, которые зародились еще в Череповце. 1.Регулирующие Системы организма - от химии крови, через эндокринную и нервную системы до коры мозга. 2.Механизмы Разума и Искусственный Интеллект (ИИ) 3.Психология и модели личности. 4.Социология и модели общества. 5.Глобальные проблемы человечества. По всем направлениям были созданы группы, проводились исследования, создавались компьютерные модели, писались статьи. Защищено два десятка диссертаций, издано пять монографий и много брошюр. Коллектив распался в девяностые годы, в отделе осталась только группа по ИИ с которой дружу до сих пор. В 1962, с академиком П.А.Куприяновым, мы совершили турне по клиникам США: познакомились с известными кардиохирургами - Лилихаем, Кирклином, Блэлоком и другими, посмотрели много новых операций. В тот год проблема протезов клапанов вышла на первое место. Американец Старр создал шаровой клапан, в нашей лаборатории - свою модель - из полусферы, дополненной специальной обшивкой корпуса препятствовавшей образованию тромбов. Интересно, что Старр придумал то же самое и почти в то же время. С 1962 началось восхождение моей карьеры сразу по нескольким линиям. Причем без всяких усилий с моей стороны: я свято следовал правилу М.А.Булгакова: "Никогда, ничего не проси". В начале 1962 Амосова избрали членом-корреспондентом Академии Медицинских Наук. Предложил сам президент, А.Н.Бакулев. Затем в тот же год присудили Ленинскую премию - в компании четырёх лёгочных хирургов. Следующий чин, уже совсем неожиданный - избрание депутатом Верховного Совета СССР. Вот так это было: вызвали в Обком и сказали: "Есть мнение выдвинуть вас в депутаты. Народ поддержит". Я деликатно отказывался, мне действительно не хотелось, но настаивать побоялся: все под Партией ходим! Попадешь в немилость - работать не дадут. В депутатах я пробыл четыре срока. Заседаниями не обременяли - дважды в год по 2-3 дня: сиди, слушай и голосуй единогласно. Но была серьезная обязанность: принимать граждан и помогать в их трудностях. Я честно отрабатывал - вел прием раз в неделю. Приходили по 4 - 10 человек, в основном по квартирным вопросам. Писал бумаги к начальникам, и как ни странно - в половине случаев помогало. Приемы эти были тягостные: горя наслушался свыше меры, в дополнение к хирургическим несчастьям. Все доходы депутата составляли 60р. в месяц, один только раз ездил с дочкой на курорт. Правда, были бесплатные билеты на транспорте, но зато не брал командировочных денег в институте. Чтобы больше не упоминать о чинах и наградах, перечислю сразу все последующие: 1969 - академик Украинской АН. Потом - три государственные премии Украины - за хирургию и кибернетику. В 60 лет дали Героя Соцтруда. Потом еще были ордена Ленина, Октябрьской революции. Это не считая четырех орденов за войну, звания Заслуженного деятеля науки. Вот так обласкала Партия беспартийного товарища. Но значков на пиджак не вешал. Против власти не выступал. Крамольные книжки из-за границы возил во множестве, пользуясь депутатской неприкосновенностью, но держал под замком. Менять социализм на капитализм не хотел. Завидовал западным коллегам по части условий работы, но что бы уехать - мысли не возникало. Несмотря на правителей-коммунистов, наше общество выглядело более человечным. Права бедного народа на работу, пенсию, соцстрах, лечение, образование, почти бесплатные квартиры и транспорт, казались важнее свободы прессы и демонстраций против правительства. Они ведь нужны только кучке интеллигентов. Тем более, когда открытые репрессии после Сталина резко уменьшились. Истинное положение "трудящихся" на Западе я узнал много позднее. Пересмотр политических взглядов произошел уже после Горбачевской перестройки. Писатель. Однажды осенью 1962, после смерти при операции больной девочки, было очень скверно на душе. Хотелось напиться и кому ни будь пожаловаться. Сел и описал этот день. Долго правил рукопись. Выжидал. Сомневался. Через месяц прочитал приятелю - писателю Дольду-Михайлику . Потом другу - хирургу, еще кому-то. Всем очень нравилось. Так возник " Первый день" в будущей книге "Мысли и сердце". Дольд помог напечатать в журнале в Киеве. Перепечатали в "Науке и жизни". Потом издали книжечкой. Потом - "Роман газета". И еще, и еще. Все вместе: большой успех. Писатель Сент-Джордж, американец русского происхождения, перевел на английский. С него - почти на все европейские языки. В общей сложности издавали больше тридцати раз. Правда, денег платили мало: Союз не подписал конвенции о защите авторских прав. Знаменитым - стал, богатым - нет. Понравилось: до сих пор пишу, хотя уже не столь успешно. Издал пять книг беллетристики: "Мысли и сердце", "Записки из будущего", "ППГ- 22-66", "Книга о счастье и несчастьях". Последнюю - воспоминания - "Голоса времен" напечатали к юбилею - 85 лет. К этому стоит добавить еще одну - "Раздумья о здоровье" - изложение моей "Системы ограничений и нагрузок". С учётом массовых журналов, её тираж достиг семи миллионов. Примерно столько же, как " Мысли и сердце". Летом 1963 потрясло страшное несчастье: взрыв в камере. Камера 2 на 1,5 м была изготовлена для проведения экспериментов и операций на больных с кислородным голоданием. Завод изготовитель допустил грубую ошибку: камеру заполняли кислородом с давлением до 2 атмосфер. Физиологи из лаборатории кибернетики делали в ней опыты на собаках. Три - четыре раза врачи лечили больных. Сам однажды участвовал в таком сеансе. В последующем сделали еще одну камеру - но уже на воздухе. Лечили больных с осложнениями после операций, однако без большего успеха. Пересадка сердца. Когда Бернар пересадил сердце - это был вызов всем кардиохирургам. Я знал, что мой уровень ниже мирового, но все же решился попробовать. Техника операций не казалась очень сложной. Прочитал, продумал, и начали готовиться. Главная проблема - донор. Нужно бьющееся сердце при погибшем мозге. Сделали заказ на скорую помощь, что бы привозили раненых с тяжелейшими травмами черепа: мы обследуем и решим, если мозг умер, возьмем сердце для пересадки. Реципиента подобрать не трудно: есть больные с поражением миокарда, которых ожидает близкая смерть. Приготовили стерильную палату, выделили маленькую операционную. Начали эксперименты на собаках - удавалось пересадить сердце и убедиться, что оно работало. Правда, не долго, всего несколько часов. Положили больного - реципиента. Стали ждать донора. Через пару недель привезли молодую женщину после автомобильной аварии: сердце еще работало, а голова сильно разбита. На энцефалограмме - прямая линия. Консилиум невропатологов решил: мозг погиб. Разыскали родственников, нужно их согласие. Конечно - мать плачет, муж молчит. Был тягостный разговор. Просили подождать: "А вдруг она не умрет, сердце же работает". Приготовили АИК - что бы оживлять сердце, как только начнет останавливаться и родные дадут согласие. Ждали несколько часов, пока стало ясно - бесполезно. Умирающее сердце пересаживать нельзя. У меня не хватило мужества оказывать давление на родных. Объявил отбой, и больше опыт не повторяли. Ясно, что не смогу переступить через психологический барьер. Академия построила новый жилой дом, заслуженные академики в него переехали, а нам в старом доме дали квартиру: 85 метров, четыре комнаты, высокие потолки. Сделали ремонт, купили мебель, книжные полки. Выставил с антресолей все книги - это 6-7 тысяч, повесил на свободную стену две картины - получился интеллектуальный профессорский кабинет. И до сих пор нравится. В 1970 дочь поступила в мединститут. В 15 лет: в один год сдала за три последние класса школы. Любовь к дочке была самым сильным чувством в моей жизни. Воспитывал ее по науке: в три года умела читать, рано пристрастилась к книгам, с четырех - английский. Театры, музеи, выставки, поездки в Москву, в Ленинград, даже в Германию. А главное - разговоры и любовь. Не всё шло безоблачно: после первого курса был нервный срыв. Московские психиатры чуть не залечили психотропными средствами. Вмешался, забрал домой,
всё отменил, взял в клинику операционной сестрой на свои операции. Выправилась, но год потеряла. Физкультура для меня - одна из основ жизни. Придется рассказать историю. В раннем детстве я рос один и "программы" физического развития не отработал. Труд в хозяйстве прибавил силы, но не дал ловкости: плавать, танцевать и ездить на велосипеде не научился. С уроков физкультуры сбегал в школе и в институте. Но всегда был здоров. На войне впервые был приступ радикулита, потом он часто повторялся, возможно, от длительных операций. В 1954 стало совсем плохо: на рентгене определились изменения в позвонках. Тогда я и разработал свою гимнастику: 10 упражнений, каждое по 100 движений. Это помогло. Чари добавила утренние пробежки. Система дополнилась ограничениями в еде: строго удерживал вес не более 54 кг. Продумал физиологию здоровья и получился "Режим ограничений и нагрузок" - любимая тема для публики. Из лекции родилась книжка "Раздумья о здоровье", о которой уже упоминал. Результаты, однако, не радовали, настроение было плохое, хотя я оперировал ежедневно. Институт. Летом 1983 года произошло событие: наша клиника отделилась от Тубинститута и превратилась в самостоятельный Институт сердечно- сосудистой хирургии. Для этого мне пришлось идти в ЦК партии Украины, к В.В.Щербицкому. По его же настоянию меня назначили директором. Не хотелось, но дело важнее - отказаться не смог.
Организация института прошла легко. Поставил сверхзадачу: 4000 операций в год, 2000 - с АИК. Тут началась горбачевская перестройка - гласность. Вдохнули маленький глоток свободы. Очень нравилось. Выписывал массу газет и журналов. При публичных выступлениях уже не оглядывался на Партию и КГБ. Болезнь. Все беды приходят неожиданно: на фоне обычного режима, летом 1985 начались перебои в сердце. К осени развился полный блок: частота пульса - 40, бегать уже не могу. Нужен стимулятор, но я упорствовал, пока не развилась гипертония. Под новый год передал институт заместителю - думал, что насовсем, и поехал на операцию в Каунас, к Ю.Ю.Бредикусу. Лида и Катя поехали с Амосовым. Аварию в Чернобыле, в апреле 1986, семья пережила на даче, 50 км от злополучного места. Амосов с самого начала считал, что вредные последствия преувеличены: писатели и политиканы напугали публику и весь мир. В результате миллионы людей сделали невротиками на многие годы. Врачи тоже поддались этому психозу. В 1987 в стране начались эксперименты: выборный директор, кооперативы, самостоятельность предприятий, советы трудового коллектива. Мы тоже добились хозрасчёта, чтобы получать деньги от министерства не по смете, а за операции. Результат - количество операций с АИК почти удвоилось и приблизилось к двум тысячам. В полтора раза повысилась зарплата. Работать стало интереснее. Между тем, в декабре 1988 подошел юбилей: 75 лет. Решил оставить пост директора, но продолжать операции. Были трогательные проводы: чуть не расплакался. В стране господствовала эйфория демократии - свободно выбирали Народных Депутатов. В мае 1989 был 1-й Съезд Народных Депутатов: две недели свободных высказываний, выступления Сахарова, отмена контроля партии, первый демарш прибалтов и многое другое. Меня выбрали в Верховный Совет: нужно заседать непрерывно, как в настоящем парламенте. Я просидел три месяца и убедился, что эти пустые словопрения не для меня. В Киеве пытался проводить свою программу помощи медицине и школе и снова потерпел неудачу: порядки остались прежние, администраторы со всем соглашались, но ничего не делали. На депутатские приёмы приходили по 30-40 человек, они уже не просили помощи, как раньше, а требовали. При публичных встречах народ резко критиковал власть. Депутатам тоже доставалось. Осенью, по моей просьбе, московские врачи помогли освободиться от парламента - нашли аритмию. Но заседания и приемы избирателей остались. Загрустил. А что сделаешь? Самое главное: пересмотрел свои убеждения, убедился, что социализм уступает капитализму по эффективности. Частная собственность, рынок и демократия необходимы для стойкого прогресса общества. От этого выигрывают не только богатые но, со временем - и бедные. Дальше следовали события 1991-92гг: разгром Путча, распад Союза. Верховный Совет перестал существовать, Горбачев ушел в отставку. Независимость Украины Амосов приветствовал. Раз есть народ, есть язык - должна быть страна. Казалось, наступает новая эра. К сожалению, надежды на процветание Украины и России не оправдались. Партийные начальники овладели демократической властью и государственной собственностью и наступил жестокий кризис всего общества. Производство сократилось в два раза, половина народа обеднели, социальные блага резко уменьшились из-за недостатка денег в бюджете. Распространились коррупция и выросла преступность. Народ разочаровался в демократии. В 1992 Амосов подытожил свои философские идеи и написал статью " Мое мировоззрение". Её напечатали в нескольких изданиях. Расширение и совершенствование этого труда продолжается до сих пор: издаются книги и брошюры. В том же году перестал оперировать. Спустя два месяца после операции, от инфекции умерла больная, и я решил, что негоже в 80 лет оперировать сердце. В Институт стал ходить раз в неделю. Осенью 1993 сердечный стимулятор отказал и его заменили на новый. В декабре отпраздновали восьмидесятилетие. Получил очередной орден. Скоро после юбилея стал замечать, что стал хуже ходить, хотя продолжал свою обычную гимнастику - 1000 движений и 2 км "трусцы". Почувствовал приближение старости. Тогда и решил провести эксперимент: увеличил нагрузки в три раза. Идея была следующая: генетическое старение снижает мотивы к напряжениям и работоспособность, мышцы детренируются, это ещё сокращает подвижность и тем самым усугубляет старение. Чтобы разорвать порочный круг нужно заставить себя очень много двигаться. Что я и сделал: гимнастика 3000 движений, из которых половина - с гантелями, плюс 5 км. бега. За полгода я омолодился лет на десять лет. Знал, что есть порок аортального клапана, но не придал этому значения, пока сердце не мешало нагрузкам. На таком режиме благополучие продолжалось 2,5 - 3 года, потом появилась одышка и стенокардия. Сердце значительно увеличилось в размерах. Стало ясно, что порок сердца прогрессирует. Бегать уже не мог, гантели отставил, гимнастику уменьшил. Но работу за компьютером продолжал в прежнем темпе: написал две книги и несколько статей. В 1997 совместно с фондом член-корреспондента НАНУ, Б.Н.Малиновского провели большое социологическое исследование через украинские газеты - получили 10 000 анкет. В.Б.Бигдан и Т.И.Малашок их обработали. Основные выводы: народ бедствует, недоволен властями, пожилые хотят вернуть социализм, молодые - двигать реформы дальше. Такой же раскол по поводу ориентации Украины - на Россию или на Запад. Данные опубликовали, но полемики они не вызвали. В зиму 1998 состояние сердца еще ухудшилось. Ходил с трудом. Однако, за компьютером работал, написал книгу воспоминаний " Голоса времен". В начале мая 1998 года Толя Руденко из нашего института договорился с профессором Кёрфером, из Германии, что он возьмется меня оперировать. Катя и директор института Г.В.Кнышов организовали эту поездку. Городская администрация согласилась оплатить расходы. После этого решения воля к жизни упала, состояние ухудшилось и я ощутил близость смерти. Страха не испытал: все дела в жизни сделаны. 26 мая Катя, Толя и я приехали в небольшой город Bad Oeynhausen, недалеко от Ганновера - в клинику Reiner Korfer. Обследование подтвердило резкое сужение аортального клапана и поражение коронарных артерий. 29 мая профессор вшил мне биологический искусственный клапан и наложил два аортокоронарных шунта. Сказал, что гарантия клапану - пять лет. После операции были неприятности, но все закончилось хорошо. Старость между тем снова догоняла: хотя сердце не беспокоило, но ходил плохо. Поэтому решил: нужно продолжить эксперимент. Увеличил гимнастику до 3000 движений, половину - с гантелями. Начал бегать, сначала осторожно, потом все больше, и довел до уровня "первого захода" - 45 минут. И снова, как в первый раз, старость отступила. Снова хорошо хожу, хотя на лестницах шатает. Сердце уменьшилось до размеров 1994. Одышки и стенокардии нет. Занимаюсь наукой: совершенствую "Мировоззрение" - обдумываю процессы самоорганизации в биологических и социальных системах, механизмы мышления, модели общества, будущее человечества. Мотивом для работы является любопытство и чуть-чуть тщеславия.
Все остальные занятия были не столь эффективны. Разве что пропаганда "Режима ограничений и нагрузок" принесла пользу людям. Книга "Раздумья о здоровье" разошлась в нескольких миллионах экземпляров. То же касается и повести "Мысли и сердце", которая была издана на тридцати языках. Наверное, потому, что она тоже замыкалась на хирургию. На страдания. Кибернетика служила лишь удовлетворению любопытства, если не считать двух десятков подготовленных кандидатов и докторов наук. Его статьи и лекции пользовались успехом и льстили тщеславию, а участие в Верховном Совете было скорее вынужденным, служило поддержанию престижа клиники. Вреда людям оно не принесло, и пользы - тоже. Я не кривил душой, не славословил власти, но и против не выступал, хотя и не любил коммунистов - начальников. Однако верил в "социализм с человеческим лицом" пока не убедился, что эта идеология утопична, а строй неэффективен. В личной жизни старался быть честным и хорошо относился к людям. Они мне платили тем же. Однако, свои душевные качества не преувеличиваю: не герой и не борец за правду. Наряду с трудами по хирургии сердца и легких, биологической и медицинской кибернетики, он является автором и научно-популярных книг: «Мысли и сердце» (1964, экранизирована как «Степень риска», 1968), «Раздумья о здоровье» (1978), «Книга о счастье и несчастьях» (1989), «Мое мировоззрение» (1992-2002), «Голоса времен» (1999), «Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья» (2002), «Мое мировоззрение» (2002). В последние годы, Амосов сильно болел, перенес тяжелую операцию, но продолжал писать книги и обзавелся персональным сайтом. Н. М. Амосов является также автором научно-фантастического романа «Записки из будущего» (1965), главный герой которого неизлечимо болен и решает за оставшийся небольшой срок жизни создать установку для анабиоза с тем, чтобы «заморозиться» до того времени, покуда медицина не найдет средство победить лейкемию. Герой просыпается в 1991 году, спустя 22 года, но не может найти себе места в высокотехнологическом роботизированном мире. Видимо такие пессимистические настроения о «светлом будущем» прервали публикацию продолжения романа. Из опубликованного фрагмента романа-продолжения (1967) становится ясно, что эксперимент успешно удался и герой воскрешен. Полный же вариант романа был опубликован только в 1970 году да и то на английском языке под названием «Notes from the Future». |
|
Источники:
Последнее обновление страницы 06.11.04 20:22:20 |
||
украинский хирург, академик
НАН Украины (1969), член-корреспондент АМН (1961), Герой Социалистического Труда (1973). Основные труды по хирургии сердца и
лёгких, биологической и медицинской кибернетике. Автор книги «Мысли и сердце» (1965) и др. Ленинская премия (1961).
