Феликс Эдмундович Дзержинский (30 августа (11 сентября) 1877, имение Дзержиново, Ошмянский уезд, Виленская губерния - 20 июля 1926, Москва) |
||
|
советский государственный и политический деятель. Один из руководителей Революции 1905-07 (Варшава). В Октябрьскую революцию член партийного Военно-революционного центра и Петроградского Военно-революционного комитета (ВРК). С 1917 председатель Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (с 1922 ГПУ, ОГПУ, см. Государственной безопасности органы) и нарком внутренних дел РСФСР в 1919-23, одновременно с 1921 нарком путей сообщения, с 1924 председатель ВСНХ СССР; с 1921 председатель Комиссии по улучшению жизни детей при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете. Член ЦК партии в 1907-12 и с 1917. Кандидат в члены Политбюро ЦК с 1924.
Родился в мелкопоместной и многодетной шляхетской (дворянской) семье. Образование получил в гимназии (курса не окончил). Ещё мальчиком, играя с ружьём, случайно застрелил свою сестру Ванду (по другим сведениям, убийство совершил брат), но родители скрыли этот факт, чтобы не осложнить сыну дальнейшую жизнь. В молодости склонялся к католическому фанатизму и одно время даже хотел вступить в орден иезуитов. В 1895 вступил в Литовскую социал-демократическую организацию, в 1900 - в Социал-демократию Королевства Польши и Литвы (СДКПиЛ). Вёл партийную работу в Вильно, городах Царства Польского, Петербурге. С 1906 представитель СДКПиЛ в ЦК РСДРП. Считался в 1906–1912 членом ЦК РСДРП(б). Неоднократно арестовывался, дважды бежал, несколько раз освобождался по амнистии; провел в общей сложности на каторге и в ссылке 11 лет. В 1917 вступил в РСДРП(б), причем ему был засчитан партийный стаж с 1895. С августа 1917 член ЦК и Секретариата большевистской партии. В октябре 1917 член Петроградского военно-революционного комитета, участник знаменитого заседания ЦК партии большевиков, где было принято решение о вооруженном восстании. В дни Октябрьской революции в Петрограде отвечал за охрану штаба большевиков Смольного, руководил взятием Главного почтамта и телеграфа. Избран членом Учредительного собрания от большевиков. С ноября 1917 член коллегии НКВД РСФСР. По предложению Ленина 7 (20) декабря 1917 был назначен председателем ВЧК при СНК РСФСР по борьбе с контрреволюцией и саботажем. ВЧК и ее местные органы получили широчайшие полномочия, вплоть до вынесения смертных приговоров. «Право расстрела для ЧК чрезвычайно важно», – писал Дзержинский. Будучи фанатиком коммунизма (английский дипломат Р.Б.Локкарт писал, что глаза Дзержинского «горели холодным огнём фанатизма. Он никогда не моргал. Его веки казались парализованными»), создал кровавую систему подавления политических противников. Для достижения этой цели использовал любые методы – как беспощадно жестокие (казни без суда и следствия заложников, массовый «красный террор» по классовому принципу, создание первых концлагерей, нагнетание атмосферы всеобщего страха перед органами госбезопасности), так и относительно более «мягкие» (временная изоляция или высылка инакомыслящих за рубеж, развертывание широкой сети осведомителей и доносительства, проведение почти сплошной перлюстрации почтовой корреспонденции и др.). Его демагогическая фраза «чекистом может быть человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками» впоследствии широко использовалась советской пропагандой для романтизации образа чекиста. При этом в личной жизни был аскетически скромным и чрезвычайно трудолюбивым человеком, полностью погружавшимся в порученное партией дело. Как вспоминал М.И.Лацис, Дзержинский «не довольствуется только руководством. Он сам жаждет действовать. И мы нередко видели, как он сам допрашивает обвиняемого и роется в изобличительных материалах. Его настолько захватывает дело, что он просиживает ночи в помещении ВЧК. Ему некогда сходить домой. Он спит тут же, в кабинете за ширмой. Он и столуется тут же, курьер приносит ему еду, какой питаются все сотрудники ВЧК». В 1918 Дзержинский поддержал Л.Д.Троцкого и «левых коммунистов», выступив против позиции Ленина за заключение Брестского мира, считая его капитулянтским. В дни левоэсеровского мятежа в Москве показал свою неспособность подавить его (был даже арестован мятежниками), 8 июля 1918 по собственной просьбе на время расследования обстоятельств мятежа был освобожден от должности председателя ВЧК, но уже 22 августа восстановлен. С марта 1919 одновременно возглавлял НКВД РСФСР, с августа того же года – Особый отдел ВЧК – военную контрразведку, а с ноября 1920 и службу охраны границ. С октября 1919 председатель Военного совета войск военизированной охраны (ВОХР), с ноября 1920 – войск ВНУС (внутренней службы). В июле – сентябре 1920, т.е. во время советско-польской войны и наступления Красной Армии на Варшаву, председатель Польского бюро ЦК РКП(6) и член Временного ревкома Польши. В августе-сентябре 1920 член Реввоенсовета Западного фронта. Неоднократно направлялся на различные фронты Гражданской войны, где руководил борьбой с бандитизмом, кровавыми методами восстанавливал дисциплину в войсках. В начале 1921 во время внутрипартийной дискуссии о профсоюзах поддержал точку зрения Л.Д.Троцкого – Н.И.Бухарина. С 1921 одновременно с основной чекистской работой возглавил комиссию по улучшению жизни детей; руководил ликвидацией детской беспризорности, применяя при этом разнообразные, в том числе и карательные, методы. В отличие от части коммунистов, сразу поддержал новую экономическую политику большевиков, выступал за развитие рыночных отношений. При этом полностью солидаризовался с жестким курсом Ленина в политической сфере, направленным на уничтожение любого инакомыслия и сохранение монополии большевиков на власть. В дни Кронштадтского восстания обвинил его участников в том, что они действуют по заданию иностранных разведок (что заведомо не соответствовало действительности), и потребовал его беспощадного подавления. В 1922 заявил: «Закончилась война, теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам, сокрушить внутреннюю контрреволюцию, раскрыть все заговоры низверженных помещиков, капиталистов и их прихвостней». В том же году, когда ГПУ было лишено права выносить смертные приговоры и отправлять политических заключенных в ссылку, добился создания при НКВД особого совещания (председателем назначили Дзержинского) с правом ссылать «контрреволюционеров». Явился одним из организаторов и вдохновителей высылки в 1922 за рубеж известных деятелей отечественной науки и культуры, репрессий против священнослужителей, ареста и изоляции патриарха Тихона. Категорически выступал против попыток ряда либерально настроенных деятелей большевистской партии передать карательные органы в ведение Наркомата юстиции РСФСР. В феврале 1922 в связи с ликвидацией ВЧК стал председателем ее преемника – Главного политического управления (ГПУ) при НКВД РСФСР, одновременно в феврале 1921 – феврале 1924 нарком путей сообщения. С сентября 1923 председатель ОГПУ при СНК СССР. Неоднократно избирался членом Оргбюро ЦК РКП(б). С 1922 являлся сторонником Сталина в его борьбе за власть с Л.Д.Троцким. Последний по этому поводу писал: «В 1921-м или, может быть, в 1922-м Дзержинский, крайне самолюбивый, жаловался мне с нотой покорности к судьбе в голосе, что Ленин не считает его политической фигурой. «Он не считает меня организатором, государственным человеком», – настаивал Дзержинский. Ленин был не в восторге от работы Дзержинского на посту наркома путей сообщения. Дзержинский действительно не был организатором в широком смысле слова. Он привязывал к себе сотрудников, организовывал их своей личностью, но не своим методом… В 1922 Орджоникидзе и Дзержинский чувствовали себя неудовлетворенными и в значительной степени обиженными. Сталин немедленно подобрал обоих». В 1923 Дзержинский предложил вменить в обязанность всем членам партии сообщать ОГПУ о любых фракционных выступлениях. Согласился с предложением Сталина утверждать назначение руководящих работников ОГПУ в Секретариате ЦК ВКП(б), тем самым уже к середине 1920-х годов поставив кадровую политику в карательных органах под контроль будущего вождя страны. После смерти Ленина (январь 1924) был назначен во главе комиссии ЦИК СССР по организации похорон, настоял – вопреки возражениям вдовы покойного Н.К.Крупской – на бальзамировании тела умершего; под его руководством в кратчайшие сроки был построен мавзолей. С 1924 кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). С февраля 1924, не оставляя поста председателя ОГПУ, возглавил Всероссийский Совет Народного Хозяйства (ВСНХ) СССР, что поставило под его контроль практически все народное хозяйство страны. На посту председателя ВСНХ привлек к его работе опытных специалистов с дореволюционным образованием, продолжал линию поддержки рыночных реформ, допущения свободных цен, прекращения давления на крестьянство, что привело к глубокому конфликту с лидерами оппозиции Г.Е.Зиновьевым и Л.Б.Каменевым. Умер Дзержинский в Москве 20 июля 1926 от сердечного приступа во время заседания Объединённого пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), после речи, в которой выступил против оппозиции и отклонения от политики тогдашнего партийного большинства. Похоронен в Москве на Красной площади. Родная сестра Ядвига (1879–1949) позднее была репрессирована. Феликс Дзержинский - исключительно сложная историческая фигура. Он был "железным рыцарем революции", её "карающим мечом", сеющим ужас и смерть, разрушающим людские судьбы, но он же был и созидателем, крупнейшим и незаурядным организатором экономики страны, о чем, к сожалению, напрочь сегодня забыли "борцы за демократию". Дзержинский не был в оппозиции к Сталину, как, скажем, Н. Осинский или А. Рыков, но совершенно однозначно можно утверждать, что он и не принадлежал к сталинской гвардии, как, например, В.Куйбышев, поскольку ему импонировали нэповские воззрения Н.Бухарина и его соратников, Ф.Дзержинский не был репрессирован, он умер "на боевом посту", но это именно тот случай, когда можно с большой долей уверенности сказать: ему повезло! Через некоторое время его смерть могла бы быть такой, какой она была у того же Рыкова или Бухарина. Дзержинский занимал целый ряд ответственнейших хозяйственных постов - председатель Главного комитета по всеобщей трудовой повинности (1920), уполномоченный СНК по вопросу восстановления угольной и металлургической промышленности Донбасса (1921), Нарком путей сообщения (1921), член Особого временного комитета наук при СНК (1922), член СТО (1923) и, наконец, (его высшая должность), Председатель ВСНХ СССР (1924-1926). Одновременно он руководил Высшей правительственной комиссией по металлопромышленности, Главметаллом и др. Писать о деятельности Ф. Дзержинского в области народного хозяйства, отмечал в статье о нём В.И.Межлаук, - "это значит, писать историю народного хозяйства с момента введения новой экономической политики. Не найдётся ни одной проблемы, которая была бы поставлена развитием народного хозяйства перед партией и правительством с весны 1921 г., в которой не принимал бы самое непосредственное участие Ф. Э. Дзержинский". Будучи крупным и талантливым практическим хозяйственником, обладающим пытливым, острым взглядом и аналитическим умом, Дзержинский высказал немало интересных, плодотворных идей в области экономической политики, науки об организации труда и управления производством и обращением, хозрасчета и др. Он был одним из инициаторов (вместе с Л.Д.Троцким) проведения Первой Всероссийской конференции по НОТ (1921), а также организатором и идейным вдохновителем Первого Всесоюзного совещания по рационализации производства, созванного Президиумом ВСНХ СССР (1925). В своих многочисленных выступлениях, речах, газетных и журнальных статьях и брошюрах Дзержинский изложил свою систему экономико-управленческих взглядов. В центре всей системы экономических воззрений Ф. Э. Дзержинского находился вопрос о темпах хозяйственного развития. Что нужно сделать для того, чтобы двигаться все ускоряющимися шагами и успешно осуществить генеральную линию на индустриализацию страны? В работах автора на поставленный вопрос имеется лаконичный и чеканный ответ: нужно резко повысить производительность общественного труда. Именно рост производительности труда и его результатов должен быть, по мнению Дзержинского, основным критерием оценки хозяйственной деятельности любого предприятия. "Каждый хозяйственник, - говорил он, - должен знать лично врученное ему дело, знать, какова у него производительность...". В вопросе о производительности автор был до предела категоричен. Это - "основная проблема, которую нужно ставить без всякой полемики, на которой мы все должны согласиться...". Следует сказать, что эта проблема тем не менее была весьма дискуссионной. Многие авторы, как отмечалось выше, нередко просто отождествляли понятия производительности и интенсивности труда. Дзержинский предостерегал от подобного смешения, обнаружив глубокое понимание различий указанных категорий. "Производительность труда, - убежденно говорил Дзержинский - не есть только интенсивность труда. Это тот общий результат, который получается от общих усилий. В случае неправильной организации даже и при величайшей интенсивности труда хороших результатов не получится". Как видим, производительность труда, а следовательно, темпы нашего экономического роста автор ставил в самую непосредственную зависимость от уровня организации труда и управления производством. В своём докладе на Первом Всесоюзном совещании по рационализации производства он прямо указал, что дальнейшее, столь необходимое нам увеличение темпа хозяйственного развития невозможно без перехода на высшую ступень и без научной организации. Таким образом, Дзержинский ясно видел и четко обозначал важнейший рычаг повышения производительности труда и ускорения хозяйственного развития: совершенствование организационно-управленческой сферы. Что же вкладывал автор в понятие научной организации труда и управления? Он хорошо понимал, что в этой области еще слишком много недостатков и нерешенных проблем, не позволяющих, строго говоря, называть сложившуюся систему организации научной. Вместе с тем он был далёк от чванливого скептицизма тех авторов, которые выражали сомнение в возможности вообще поставить эту систему на научные рельсы. Решительно возражая таким скептикам, Дзержинский писал: "Этот скептицизм... совершенно непонятен в устах тех, кто искренне желает и кто искренне, не покладая рук, работает для развития нашего народного хозяйства и нашей промышленности. В самом деле, для практического осуществления научной организации труда условия до сих пор были неблагоприятны. Наши заводы работали при 20-30-40 % нагрузки... Мы знаем, что не до научной организации было нашим директорам заводов, когда они должны были направо и налево хватать всякие заказы для того только, чтобы не замерла на заводе едва теплившаяся жизнь. Не было материальной базы для того, чтобы применять систему научной организации, нам приходилось об этом лишь мечтать, предвидеть тот момент, когда именно научная рациональная постановка сможет стать основным содержанием, основной заботой нашей промышленности". Что же понимал Дзержинский под научной системой организации? Она, по его мнению, прежде всего предполагает плановость. Последняя, указывал автор, "заключается не в том, чтобы мы могли предвидеть, предугадать и предсказать, что темп развития в данном месяце будет такой-то. Не в этом дело". Автору чужда такая поверхностная трактовка. По его мнению, суть планового хозяйства "заключается в правильной линии, в определении правильного взаимоотношения отдельных отраслей народного хозяйства и отдельных отраслей промышленности между собой... Это есть единый организм, единое хозяйство". Выступая с докладом на XIV Московской губернской конференции РКП(б) (1925), Дзержинский подчеркнул: "Настоящее планирование должно заключаться в том, что каждая низовая ячейка, от самой низшей до самой верхней, руководствовалась бы ясной и определённой мыслью, как вывести наш корабль на правильной путь, чтобы он не поколебался и не наклонялся". Таким образом, основное содержание системы управления производством Дзержинский усматривал в централизованном плановом руководстве. Обращаясь с приветственной речью к участникам Пленума Совета съездов государственной промышленности и торговли (23 февраля 1924) вскоре после назначения на пост Председателя ВСНХ СССР, Феликс Эдмундович развил в ней свои взгляды на управление: "Тут должен быть применен принцип огромной централизации мысли, основной линии, без всяких уклонов. Эта линия через Президиум ВСНХ должна проникать и объединять всех хозяйственников. Тот, кто будет вести иную линию, тот не должен стоять во главе той или иной отрасли промышленности". Это были не просто слова. При Дзержинском линия ВСНХ на усиление централизации становится всё отчётливее. Был организован Совет синдикатов, призванный обеспечить согласование и объединение деятельности синдикатов, разработку мероприятий в области регулирования рынка, планомерное снабжение населения промышленными товарами, проведение в жизнь политики снижения рыночных цен, улучшения качества товаров. В круг задач этого органа входило изучение потребности в промышленных и сельскохозяйственных товарах, систематическое наблюдение за конъюнктурой рынка, разработка мер по правильному размещению товаров, вовлечению отсталых окраинных областей в товарооборот страны. На Совет синдикатов возлагались задачи усиления плановых начал в товарообороте, заготовках сырья, определения форм связей между государственной торговлей и кооперацией и др. Являясь посредниками между промышленностью и рынком и располагая ценной информацией о требованиях рынка, необходимой промышленным предприятиям, синдикаты, ведомые своим Советом, всё активнее начали участвовать в определении объёмов производства трестов, проводить мероприятия по улучшению ассортимента, направлять специализацию предприятий. Тем самым синдикаты из скромных торговых посредников превращались во всесильных руководителей целыми отраслями промышленности, зажавших в тиски своих планово-административных воздействий тресты и предприятия. Подобное направление развития системы управления производством и обращением едва ли противоречило (мягко говоря!) представлениям Ф. Э. Дзержинского. Весьма ценный материал для раздумий о взглядах Дзержинского дает одна из его записок Куйбышеву, датированная 3 июля 1926. Написанная за 17 дней до смерти, она дышала какой-то растерянностью, безысходностью. В ней "железный Феликс" развивает мысль, согласно которой действующая тогда система управления, погрязшая в канцелярщине, отчётах, бумагах, является пережитком и едва ли способна победить в конкурентной борьбе "с частником, и с капитализмом, и с врагами". Так работать нельзя, это "не работа, а сплошная мука", "паралич жизни и жизнь чиновника-бюрократа". "И мы, - обреченно добавляет Дзержинский, - из этого паралича не вырвемся без хирургии, без смелости, без молнии.-И чуть ниже горестное признание:- Я лично и мои друзья по работе тоже "устали" от этого положения невыразимо. Полное бессилие. Сами ничего не можем". В письме, повторяем, сквозит измученная интонация, даже отчаяние. Ясно, от чего "устал" Дзержинский - от бюрократизма и волокиты. Менее ясно другое - где же, по Дзержинскому, выход из создавшегося к 1926 бюрократического тупика? Прямого ответа в данной записке нет, но между строк этой записки прочитывается такой ответ, который все надежды связывает с усилением централизации как экономической, так и политической. "У нас сейчас нет единой линии и твёрдой власти. Каждый комиссариат, каждый зам, и пом, и член в наркоматах - своя линия. Нет быстроты, своевременности и правильности решений... У меня полная уверенность, что мы со своими врагами справимся, если найдём и возьмём правильную линию в управлении на практике страной и хозяйством, если возьмём потерянный темп, ныне отстающий от требований жизни. - И далее ставшие сегодня знаменитыми его, как многие считают, пророческие слова: - Если мы не найдем этой линии и темпа - оппозиция наша будет расти, и страна тогда найдет своего диктатора - похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на его костюме". Комментаторы этого прогноза - современные исследователи Ж. Адибеков и О. Лацис - квалифицируют эти действительно пронзительные слова как "предчувствие грядущего сталинского перелома". Такая трактовка очень соблазнительна своей легко достигаемой внешней доказательностью, но нам она представляется, по меньшей мере, спорной. В самом деле, вчитаемся в текст. Дзержинский ищет правильную линию в направлении, явно не совпадающем с демократическим курсом новой экономической политики. Он, далее, считает, что только единство партии и твердая власть позволят успешно решить эту задачу, перечисленные же им в этой записке деятели (Троцкий, Зиновьев, Пятаков и Шляпников) относились Дзержинским к противникам искомой им "правильной" линии. И это совершенно справедливо, ибо к 1926, то есть к тому времени, когда он высказал свои апокалипсические предсказания, все названные политики давно пребывали в оппозиции и страстно сражались с быстро надвигавшимся диктатом Сталина, ратуя за демократические свободы, плюрализм мнений и т. п. И вот если не будет наконец взят новый курс на твёрдую власть и единство, то тогда появится "похоронщик революции", возможно, и кто-либо из представителей оппозиции, которая ведь "будет расти" при отсутствии "твёрдой власти". Такова наша интерпретация мрачного прогноза Дзержинского, которая, хотя и менее приятна для слуха, зато более отвечает духу и букве истинных воззрений Дзержинского. А разве это не подтверждается и письмом Дзержинского Сталину с просьбой об отставке, найденным в Центральном партархиве при ЦК КПСС? Ведь здесь Дзержинский опять-таки сетует на отсутствие "единого плана для всего советского хозяйства, на бессилие СТО и предлагает "уничтожить нынешнее распыление центрального руководства и создать единый центр хозяйственного руководства для всех отраслей и для всего СССР", в состав которого следует, по его мнению, ввести членов Политбюро и самого Генсека, причем последний "там обязательно должен быть". Предлагалось, как видим, не что иное, как идея дальнейшего сращивания партийной и хозяйственной верхушки, своеобразной личной унии, доведённой до максимальной отметки. Вот так и родились на свет "сиамские близнецы" в виде единой монопольной партийно-хозяйственной системы руководства. Однако не следует и преувеличивать центростремительную тягу Дзержинского в вопросах хозяйствования. Как это ни странно, он, и это чрезвычайно важно подчеркнуть, не сводил всю суть управления только к центральному руководству, резко бичуя "слепое исполнение", догматический подход к решениям вышестоящих этажей управления. Важное значение он придавал самостоятельности в выборе путей и способов реализации плановых заданий и административных указаний "сверху", которая, однако, должна, по его мнению, сопровождаться и всей полнотой ответственности. "Централизм здесь должен быть жёстким, - говорил он, - но вместе с тем система управления на может быть проводима путём приказов. Линия эта должна покоиться на доверии, то есть на децентрализации. Тот, кому поручен трест, вручена организация того или иного местного органа, должен иметь и всё доверие, и всю ответственность, и возможность проявления инициативы. Политика проведения общей линии, политика руководства как хозяйственного, так и общего не может укладываться в строгие приказы "быть посему"". Как видим, Дзержинский тоже пытается поймать загадочную жар-птицу демократического централизма, "уловить" весьма хрупкую и трудноуловимую грань в соотношении административных и экономических методов управления. Он её не поймал, но "уловима" ли она вообще? Независимо от ответа на этот исключительно сложный и постоянно меняющий на разных этапах развития страны оттенки вопрос, нужно признать, что Дзержинский, при всем своем влечении к сильной централизованной власти, обладал немалым демократическим потенциалом, который он стремился реализовать в своей практической деятельности. Находясь на руководящих постах, Дзержинский всегда воспитывал в своих сотрудниках такие качества, как инициативность, нестандартность решений, ответственность за порученное дело, учил их этому и не считал зазорным для себя учиться у них, что, к сожалению, не так уж часто наблюдается у современных руководителей. Показательно в этом отношении следующее его высказывание, в котором он подчеркивал: "Для того чтобы наш центральный аппарат действовал с точностью часового механизма, места должны иметь право возвышать голос и возражать, если они находят, что работа идет не так, как следует, и если вместо организации вносится дезорганизация ; нельзя так слепо думать, что все, что исходит из центра, хорошо". Нужно действовать так, как подсказывает жизнь, практика, ибо часто бывает, что приказ приводит к совсем другим действиям, чем ожидалось от данного приказа. Это право действовать творчески нэ должно писаться "в Конституции на договорных основаниях>, оно должно вытекать <из сознания полной ответственности". И тут же, со свойственными ему скромностью и тактом, не боясь "уронить" себя в глазах подчиненных, Дзержинский добавляет: "Я сейчас должен учиться делу и должен учиться этому у вас. Если я научусь, то этим я оправдаю то доверие, которое выразило мне правительство. Но это возможно лишь в том случае, если вы поможете мне приобрести те знания, без которых стоять во главе такого большого комиссариата невозможно". Развивая свои взгляды на проблему сочетания централизованного планового руководства народным хозяйством с широкой инициативой, предприимчивостью и ответственностью, Дзержинский изложил свои достаточно интересные и поучительные представления о хозяйственном расчёте. По его мнению, переход предприятий на полный хозяйственный расчёт означает самостоятельнее хозяйствование "без помощи центра, без помощи налогов, эмиссии, без помощи государства". Главным условием полного хозяйственного расчета является, считал Дзержинский, окупаемость затрат, которые должны покрываться выручкой. "Необходимо,-- говорил он в докладе на Пленуме Цектрана, - создавать соответствие между издержками и... ресурсами"23, здесь должно быть определенное количественное соотношение. Жить действительно на хозрасчёте - это "жить... сообразуясь с имеющимися налицо средствами..."24. Придавая важное значение хозрасчёту как методу управления, Дзержинский противопоставлял его методам "бюрократического регулирования", то есть "такого регулирования, которое требует, чтобы здесь, в центре, кто-то сидел, писал ордера и распределял, кому сколько, и т. д.". Изжить бюрократизм, чиновничество, главкистские формы руководства можно лишь с помощью полного хозяйственного расчёта. Будучи имманентным элементом системы управления, хозрасчёт так же, как и все другие элементы этой системы и прежде всего план, должен быть нацелен на конечные народнохозяйственные результаты, ориентирован на достижение главной цели хозяйствования, которая заключается, как указывал Дзержинский, не в том, чтобы вообще получить прибыль, а в том, "чтобы удовлетворить потребности населения и, конечно, свои собственные потребности". Нужно отметить, что именно Дзержинский, отстаивающий едва ли не максимальную централизацию, борясь с хозяйственным сепаратизмом трестов и синдикатов, сумел как-то сдвинуть с мёртвой точки решение, казалось бы, безнадежного вопроса об экономической самостоятельности предприятий, лишённых каких бы то ни было прав и буквально задушенных в крепких "объятиях" трестов. Огромное значение уделял Дзержинский вопросу о режиме экономии. Рачительное, экономное хозяйствование должно быть важнейшим принципом функционирования системы управления. Беседуя с представителями печати, Дзержинский указал на то, что режим экономии должен быть проведён во всех областях работы не только сверху, но и низовыми органами, трестами, синдикатами, фабриками, торговыми предприятиями. Опираясь на обследование, произведенное "Торгово-промышленной газетой", он с сожалением констатировал, что работники госпромышленности ещё недостаточно уяснили себе необходимость максимальной бережливости "в отношении каждой народной копейки". В этой связи по инициативе и при личном руководстве Дзержинского ВСНХ развернул кампанию за строжайшую экономию и бережливость, быстро распространившуюся на все области народного хозяйства. Надо сказать, что с осени 1925 страна начинает испытывать тягчайшие хозяйственные затруднения, такие, например, как серьезные заминки в хлебозаготовках, одновременное повышение хлебных и промышленных цен, товарный голод, а отсюда понижение курса червонца на внутреннем рынке, падение реальной заработной платы и производительности труда. Сокращение хлебозаготовок, естественно, отозвалось на плане экспорта сельскохозяйственных товаров за границу - важнейшей статье нашего вывоза, отсюда уменьшение импортного плана, а значит, уменьшение ввоза из-за границы оборудования для предприятий, сокращение капитального строительства и т. п. В этих условиях движение за экономию было жизненно необходимо. При этом Дзержинский дал развернутое теоретическое обоснование этой кампании, предостерегая от опасности впасть в крайность, в "известную мещанскую узость". Целью борьбы за экономию, отмечал он, является выполнение тех грандиозных задач, которые мы сейчас во всей конкретности ставим перед собой: укрепление социалистических элементов в нашем хозяйстве, напряжение максимума сил на проведение индустриализации страны. При выполнении этих задач мы не можем рассчитывать на помощь извне. Следовательно, мы должны внутри, у себя, найти средства для осуществления этих задач. Естественно, что они не могут быть связаны с колониальной политикой, эксплуатацией несоциалистических укладов, прежде всего крестьянства, и другими источниками капиталистического накопления. Каковы же средства, отвечающие нашему строю? Поставив этот вопрос, Дзержинский дает на него яркий и убедительный ответ. Мы, отмечает автор, производим колоссальнейшие излишние расходы. Так, себестоимость наших изделий по оптовым индексам почти в два раза выше довоенной. А индекс розничных цен еще в 2,5-3 раза больше. Это означает, что растрачивается труд в больших размерах, чем это нужно. Это, далее, означает нецелесообразную, неправильную систему производства. Однако только ли система производства <повинна> в чрезмерных расходах и таит в себе скрытые резервы? Нет, говорит Дзержинский нельзя обойти вниманием и систему управления. "Если посчитать, сколько у нас имеется лишних организаций, органов, насколько разбухли наши штаты в управлениях, сколько там ненужных расходов, без которых народное хозяйство могло бы обойтись, то получается так, что один с сошкой, а семеро с ложкой". Нельзя не согласиться с тем, что Дзержинский увидел большую проблему, а нижеследующие строки звучали вполне современно: "На производственной работе сидят и питаются сотни тысяч людей, которые в интересах дела могли бы идти на фабрику, на завод, приобретать действительную квалификацию для производства. Зачастую наши хозяйственники, где предприятие даёт доход, не стесняются ни подсобными учреждениями, ни организацией юбилеев и т. д. Не в меньшей мере это относится и к расходам в самом производстве. На фабриках и заводах очень часто излишнее количество рабочих. Лишние рабочие, лишняя рабочая сила в производстве превращают фабрику в собес. Это - неправильный подход и неправильная точка зрения борьбы с безработицей. Мы знаем, что только при налаженности организации производства это производство может успешно развиваться...". Вряд ли можно сказать сильнее. Проанализировав сложившуюся в стране ситуацию, Дзержинский приходит к неопровергаемому выводу о том, что одним из центральных направлений борьбы за экономию должна быть всемерная рационализация производства и управления. Только она позволит сберечь труд и время. Неправильная же организация производства и управления им делает невозможным успешное развитие нашего хозяйства. Со всей силой Дзержинский подчеркивал политическое значение борьбы за режим экономии. Сна не может быть основана "только на верхушке", а должна сверху донизу проникать в рабочие массы. Поэтому борьба с мелочами, которые массе бросаются в глаза, должна стоять на почетном месте. В числе недугов управленческого организма, с которыми Дзержинский, не жалея сил и времени, сражался "с открытым забралом", были обезличка и бумаготворчество. Одним из первых в литературе Дзержинский поставил очень важный вопрос о производительности труда в сфере управления и о необходимости ее измерения. Пока таких измерителей нет. Если в металлургии мы указываем, говорил он, что столько-то удалось выплавить чугуна на такое-то количество рабочих и в такой-то срок при таких-то издержках, то мы получаем все элементы для определения производительности труда. "Если же мы скажем, - саркастически продолжает автор, - что данный трест прислал в другой орган 25 пудов бумаги, этим ли нужно измерять его производительность? Где же и в чем нам нужно искать продуктивность и производительность труда управленческого аппарата? Я должен сказать, что у нас еще этого измерителя нет, ибо наши измерители определяются именно пудами, фунтами или, может быть, длиной наших ведомостей и нашей неслыханной, страшной волокитой. Если производительность труда измерять издержками энергии, то у нас в бюрократических органах управления и канцеляриях энергии тратится очень много, но толку, я должен это прямо сказать, толку безобразно мало". Таким образом, управленческий аппарат нуждается в решительных коррективах. Дзержинский не ограничился лишь перечислением этих болезней, но и указал пути избавления от них, оздоровления механизма управления. Прежде всего, необходим переход от "архицентрализма" к системе доверия. Далее необходимо заменить систему централизованной ответственности ответственностью всех работников. Должны быть чёткость и ясность, кто чем занимается, что изучает и за что отвечает. "Каждая работа должна быть подписана, а не визирована тем, кто ее сделал, на какой бы стадии иерархической лестницы он ни находился". Следующее безотлагательное мероприятие, по мнению Дзержинского, - введение режима личного общения с теми, кем мы управляем и кому поручаем ту или иную работу. "Нужно видеть живого человека, чтобы знать что-нибудь по тому или по другому делу. Никакой отчет и доклад не может сказать того, что сам человек скажет". Далее, следует категорически отказаться от больших докладов. Доклады должны быть краткими, предложения четкими, реальными и конкретными. А не так, добавляет Дзержинский, "как у нас часто бывает, когда мы хотим решить задачу, а в голове у нас ничего нет, и пишем поэтому что-нибудь вроде: "Принять меры" и т. п." |
|
Источники:
Последнее обновление страницы 25.12.04 21:36:35 |