немногие
устоят или поставят на своем, побеседовав с Саруманом, и
это
даже
теперь,
после его поражения. Гэндальф, Элронд, пожалуй, Галадриэль, а кто еще
-
не
знаю, даром что козни его и злодейства очевидны и несомненны.
- Онты - они устоят, - сказал Пин. - Однажды ему их удалось объехать по
кривой, другой раз не удастся. Да он про
них
мало
что
понимает
и
очень
ошибся, исключив их из расчетов. В его замыслах им места нет, а передумывать
уж теперь поздно, когда они сами
за
ум
взялись.
Словом,
онты
пошли
на
приступ, остатки изенгардского гарнизона разбежались кто куда и точно
крысы
полезли изо всех дыр. Людей онты отловили, выспросили и отпустили; их
здесь
вылезло дюжины две-три, не больше. А вот из орков, крупных и мелких, вряд ли
кто спасся. От онтов - может быть, но от гворнов - никак, а они тогда не все
еще покинули долину, Изенгард был наглухо оцеплен.
Так вот, когда онты развалили и искрошили южные стены,
а
гарнизона
и
след простыл, откуда-то выскочил и сам Саруман. Он, верно, сшивался у ворот,
провожал свое достославное воинство. Поначалу он ловко укрывался, и
его
не
заметили. Но тучи разогнало, звезды засияли; словом, для онтов стало светло,
как днем, и вдруг слышу - Скоростень кричит:
"Древогуб,
древогуб!"
Он
по
натуре тихий и ласковый, Скоростень, но тем страшнее
ненавидит
Сарумана
-
его самые любимые рябины погибли под оркскими топорами. Он спрыгнул со стены
у внутренних ворот и помчался по дороге к Ортханку: они, когда надо, быстрее
ветра. Серенькая фигурка перебегала от столба к столбу и уже была у башенной
лестницы, но еще чуть-чуть - и Скоростень сцапал бы
и
придушил
его
возле
самых дверей.
Забравшись в Ортханк, Саруман тут же запустил
на
полную
катушку
все
свои прохиндейские машины, а
в
стенах
Изенгарда
уже
набралось
порядком
онтов: одних призвал своим криком Скоростень, другие вломились с
востока
и
севера - расхаживали и крушили что ни
попадя.
И
вдруг
скважины
и
шахты
повсюду стали изрыгать огонь и вонючий дым. Кого обожгло, кого опалило. Один
высокий красивый онт - Буковец, кажется, его звали - попал в
струю
жидкого
огня и загорелся как факел: ужас несусветный!
Вот когда они впрямь рассвирепели. Я по глупости думал, что они
и
так
уже здорово сердитые, но тут такое поднялось! Они трубили, гудели,
голосили
- от одного этого шума камни стали сами трескаться и осыпаться. Мы
с
Мерри
забились поглубже в какие-то щели, заткнув уши плащами.
Точно смерч обрушился на Изенгард: онты
выдергивали
столбы,
засыпали
шахты валунами и щебнем; обломки скал летали кругом, как листья,
взметенные
вихрем. И посреди этого бушующего урагана несокрушимым утесом высилась башня
Ортханка: ни малейшего
вреда
не
причинял
ей
град
каменьев
и
железок,
взлетавших на сотни футов.
Спасибо, Древень головы не потерял; его, кстати, по
счастью,
даже
не
обожгло. Похоже было, что онты, того и гляди, угробят самих себя, а
Саруман
улизнет в суматохе каким-нибудь тайным подземным ходом. Они с
разгону,
как
на стену лезли, кидались на черную гладкую башню - и без толку,
разумеется.
Тут, видно, постарались чародеи почище
Сарумана.
Ни
щелочки
в
камне
не
сделали онты, только сами расшиблись и поранились.
Тогда Древень вышел за кольцо стен и затрубил так громко, что
перекрыл
голосом дикий шум и грохот. Вдруг наступило мертвое молчание, и из
верхнего
окна башни донесся
злорадный,
пронзительный,
леденящий
хохот.
Чудно
он
подействовал на онтов. Только что они были сами не свои от ярости -
и
вмиг
стали угрюмые, холодные и спокойные. Собрались они в круг возле Древня:
тот
держал к ним речь, а они молча, неподвижно внимали. Говорил он на их
языке;
я так понял, что разъяснял им свой план, который был у него готов заранее, а
может, и давным-давно. Потом они словно растворились в серой
темени
-
как
раз уже начинало светать.
С башни они, конечно, глаз не спускали, но дозорные притаились где-то в
тени, невидимые и неслышные. Другие все ушли на север и как в воду канули, а
мы остались сами по себе. Денек выдался мрачный; мы бродили, осматривались и
хоронились, как умели, от всевидящих и зловещих
окон
Ортханка.
Искали
мы
хоть чего-нибудь поесть,
ничего
не
находили,
присаживались
отдохнуть
в
укромном местечке и заглушали голод разговорами о том,
каково-то
воюют
на
юге, в Ристании, и как нынче дышится прочим разнесчастным Хранителям.
Время
от времени доносилось, будто
с
каменоломни,
гулкое
громыхание,
и
глухо
рушились глыбы, раскатывая эхо в горах. ..далее