не
верили:
Саруман
говорил
им,
что
свирепые
ристанийцы сжигают пленников живьем.
Подле Горнбурга посреди поля насыпали два кургана: под одним
схоронили
вестфольдцев, под другим - ополченцев Эдораса. У самой
стены
был
погребен
главный телохранитель Теодена Гайма - он пал, защищая ворота.
Трупы орков свалили поодаль, возле опушки новоявленного леса. И
многие
тревожились, ибо неведомо было, что делать с огромными
грудами
мертвечины:
закапывать - хлопотно, да и некогда, сжечь - недостанет хворосту,
а
рубить
диковинные деревья никто бы не отважился, если
б
Гэндальф
и
не
запретил
строго-настрого даже близко к ним подходить.
- И не возитесь с трупьем, - велел он. - К завтрашнему утру,
я
думаю,
все уладится.
Еще далеко
не
закончено
было
погребение,
когда
конунг
со
свитой
изготовились к отъезду. И Теоден
оплакал
своего
верного
стража
Гайму
и
первым бросил горсть земли в его могилу.
- Великое горе причинил Саруман мне и всему нашему краю, - молвил он. -
Когда мы с ним встретимся, я ему это попомню.
Солнце клонилось к
западному
всхолмью
излога.
Теодена
и
Гэндальфа
провожали до Гати - ополченцы и вестфольдцы, стар и млад,
женщины
и
дети,
высыпавшие из пещер. Звонко разливалась победная песнь -
и
вдруг
смолкла,
ибо угрюмые деревья внушали страх ристанийцам.
На опушке кони стали: им, как и их всадникам, не хотелось углубляться в
лес.
Недвижные,
серые,
зловещие
деревья
стояли
в
туманной
дымке,
их
простертые
ветки
растопырились,
точно
лапы,
готовые схватить и впиться,
извилистыми
щупальцами
застыли
корни, а под ними зияли черные провалы. Но
Гэндальф
тронулся
вперед,
и за ним последовали остальные, въезжая один за
другим
под
своды
корявых
ветвей,
осенявших
дорогу
из Горнбурга, а она
оказалась свободна, рядом с ней текла Ущелица, и золотистым сиянием лучились
небеса.
А
древесные
стволы
по
обе
стороны
уже окутывали сумерки, и из
густеющей
мглы
доносились
скрипы,
треск
и
кряхтение, дальние вскрики и
сердитая безголосая молвь. Ни орков, ни лесных зверей не было.
Леголас и Гимли ехали на одной лошади и держались поближе к
Гэндальфу,
а то Гимли сильно побаивался леса.
- Душно как, правда?
-
сказал
Леголас
Гэндальфу.
-
Нас
обступает
безысходный гнев. Слышишь, воздух трепещет?
- Слышу, - отозвался Гэндальф.
- А что сталось с несчастными орками? - спросил Леголас.
- Этого, я думаю, никто никогда не узнает, - отвечал Гэндальф.
Какое-то время они ехали молча, и Леголас все поглядывал
по
сторонам:
если б не Гимли, он бы охотно остановился и послушал лесные голоса.
- Ничего не скажешь, чудные деревья, - заметил он, - а уж я
ли
их
не
навидался на своем веку! Сколько дубов знал от желудя до кучи трухи! А
что,
никак нельзя немного задержаться? Я походил бы по лесу, вслушался
бы
в
их
разговор, может, и понял бы, о чем речь.
- Нет-нет! - поспешно возразил Гимли. - Оставь их
в
покое!
Я
и
так
понимаю, о чем речь: им ненавистны все двуногие, вот они и переговариваются,
как нас ловчее ловить и давить.
- Нет, не все двуногие им ненавистны,
это
ты
выдумываешь,
-
сказал
Леголас. - Ненавидят они орков, а до эльфов и людей им дела нет,
они
и
не
знают, кто мы такие. Откуда же? Они нездешние,
они
родились
и
выросли
в
лесной
глуши,
в
тенистых
ложбинах
Фангорна.
Так-то,
друг
мой
Гимли,
фангорнские это деревья.
- Ну да, из самого, стало быть, гиблого леса в Средиземье, - ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004