качали
головой, как бы разгадав штукарский трюк. Многим было все
равно,
что
кому
говорится: их покорял самый звук речей. Те же,
кому
эти
речи
западали
в
душу, уносили восторг и сладкий трепет с собой, бархатистый
голос
слышался
им
непрестанно
-
он
объяснял,
уговаривал,
нашептывал.
Равнодушным
не
оставался никто, и немалое требовалось усилие, чтобы
отвергнуть
вкрадчивые
или повелительные настояния этого мягкого и властного голоса.
- Ну, что случилось? - укоризненно вопросил он. - Непременно нужно меня
тревожить? Вот уж поистине покоя нет ни днем,
ни
ночью!
-
В
укоре
была
доброта - и горечь незаслуженного оскорбления.
Все удивленно подняли глаза, ибо совсем бесшумно невесть откуда у перил
появился старец, снисходительно глядевший на
них
сверху
вниз,
кутаясь
в
просторный плащ непонятного цвета - цвет менялся на глазах, стоило
зрителям
сморгнуть или старцу пошевелиться. Лицо у него было
длинное,
лоб
высокий,
темноватые глаза смотрели
радушно,
проницательно
и
чуть-чуть
устало.
В
белоснежной копне волос и окладистой бороде возле губ и ушей сквозили черные
пряди.
- Похож, да не слишком, - пробормотал Гимли.
- Что ж вы молчите? - молвил благосклонный голос. - Ну, хотя бы двое из
вас мне хорошо знакомы. Гэндальф, увы, знаком слишком
хорошо:
едва
ли
он
приехал за помощью или советом. Но как не узнать тебя,
повелитель
Ристании
Теоден: твой герб горделиво блещет
и
благородна
осанка
конунга
из
рода
Эорла. О, достойный отпрыск преславного Тенгела! Отчего
ты
так
промедлил,
зачем давно не явился как друг и сосед? Да и сам я
хорош!
Надо,
надо
мне
было повидаться с тобой, владыкой
из
владык
западных
стран,
в
нынешние
грозные годы! Надо бы остеречь тебя от дурных и малоумных советов! Но, может
статься, еще не поздно? Тяжкий урон нанес
ты
мне
ради
бранной
славы
со
своими буйными витязями, но я не попомню зла и готов, несмотря
ни
на
что,
избавить тебя и царство твое теперь уже от неминуемой гибели, ибо в пропасть
ведет тот путь, на который тебя заманили. Скажу больше: лишь я один в
силах
тебе помочь.
Казалось, Теоден хотел что-то ответить, но речь замерла на
его
устах.
Он глядел в лицо Саруману, в его темные строгие глаза, призывно обращенные к
нему, потом взглянул на
Гэндальфа
-
видимо,
его
одолевали
сомнения.
А
Гэндальф не шелохнулся: опустив глаза, он словно бы
ожидал
некоего
знака,
терпеливо и неподвижно. Конники заволновались: слова Сарумана были встречены
одобрительным ропотом, - потом смолкли и застыли как зачарованные.
Никогда,
подумалось
им,
не
оказывал
Гэндальф
их
государю
такого
неподдельного
почтения. Грубо и надменно разговаривал он с Теоденом. И сердца их
стеснило
темное предчувствие
злой
гибели:
Гэндальф
по
своей
прихоти
готов
был
ввергнуть Мустангрим
в
пучину
бедствий,
зато
Саруман
открывал
путь
к
спасению, и в словах его брезжил отрадный свет.
Нависло
тяжкое
безмолвие.
Внезапно его нарушил гном Гимли.
- Да это не маг, а
какой-то
вертун,
-
буркнул
он,
сжимая
рукоять
секиры. - У этого
ортханского
ловкача
помощь
означает
предательство,
а
спасти - значит погубить: тут дело ясное. Только ведь
мы
сюда
не
за
тем
явились, чтобы молить его о помощи и спасении.
- Тише! - сказал Саруман, и голос его
на
миг ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004