ничего.
Оставляют,
правда,
свалку
отбросов
у
ширрифских
участков: ешь, мол, на здоровье, авось
не
вытошнит.
Но
уж
когда
явился
Шаркич - тут хоть ложись и помирай.
- Что еще за Шаркич? - спросил Мерри. - Нам этим Шаркичем
грозил
один
бандит.
- Он, видно, из них, бандитов, наиглавнейший, - отвечал Кроттон.
-
Мы
как раз отработались - ну, к концу сентября, - тут о нем
слухи
и
поползи.
Никто его в глаза не видел, знаем только, что живет он
в
Торбе-на-Круче
и
что он теперь главнее Генералиссимуса. Охранцы у него под рукой ходят, а
он
им: круши, жги, ломай! Теперь и убивать тоже велит. Вот уж,
как
говорится,
хоть бы дурного толку - нет, и того незаметно, все без толку. Рубят деревья,
чтоб срубить, жгут дома, абы сжечь, - и ничего, ну совсем ничего не строят.
Про Пескунса послушайте. Чирей как перебрался в Торбу, так
сразу
снес
его мельницу. И пригнал
толпу
чумазых
Громадин:
они,
дескать,
построят
новую,
огромную,
и
колес
там
будет
невпроворот,
и
все
правильно,
по-чужеземному. Один дурак Тод обрадовался и теперь обтирает колеса, где его
папаша был мельник и сам себе хозяин. У Чирея-то было
что
на
уме:
а
ну,
давай молоть поскорее да побольше - так он
говорил.
И
понастроил
мельниц
вроде этой. Только ведь, ежели молоть, надо, чтоб зерно было, а зерна как не
стало, так и нет. Ну, с тех пор как Шаркич явился, зерна и не надо. Они
там
только трах-бах и пых-пых: пускают вонючий дым; ночью-то в Норгорде, поди, и
не уснешь. И гадят - нарочно, что ли, не понять; загадили
Нижнее
Озеро,
а
там и до Брендидуима недалеко. В общем, ежели кому
надо,
чтобы
Хоббитания
стала пустыней, то все оно правильно. Вряд ли дурак
Чирей
это
устраивает,
тут не без Шаркича.
- Верно, верно! - вставил Малыш Том. - Да чего говорить, они же забрали
мамашу Чирея, старуху
Любелию,
которую
вот
уж
никто
не
любил,
только
сыночек. Норгордские видели и слышали: однажды она,
знаете,
идет
вниз
по
улице со своим зонтиком, а навстречу ей охранцы - пыхтят,
волокут
огромную
телегу.
"Это вы куда же?" - она спрашивает.
"В Торбу-на-Круче", - ей отвечают.
"Зачем?" - она говорит.
"Для Шаркича сараи строить", - это ей-то.
"А кто ж это вам позволил?" - она удивляется.
"Шаркич велел, - ей говорят. - А ну, с дороги, старая карга!"
"Я вам покажу Шаркича, ворюги паршивые!" - это она-то, и как
накинется
на главного, в глаз ему норовит своим зонтиком;
но
не
достает,
он
вдвое
выше. Взяли ее, конечно; уволокли в Исправноры, на
возраст
не
посмотрели.
Они туда много кого уволокли получше ее, однако ничего не скажешь,
в
грязь
лицом не ударила, не то что некоторые.
Посреди разговора вошел Сэм вместе со
своим
Жихарем.
Старик
Скромби
почти не постарел, только слышать стал хуже.
- Добрый вечер, господин Торбинс! - возгласил он. - Рад
вас
видеть
в
добром здравии, приятно, что вернулись. Только извините, грубо скажу, не
по
делу вы уезжали. Это же надо - продать Торбу-на-Круче, и кому? Вот оно где и
началось безобразие. Вы там разгуливали в
чужих
краях,
загоняли
на
горы
каких-то черномазых - если, конечно, верить Сэму, хотя,
зачем
вы
их
туда
загоняли, я у него не допытался. А тут пока чего - набежали какие-то
сукины
дети, срыли нашу Исторбинку, и картошки мои пошли псу под хвост!
- Вы уж извините, что так получилось, господин Скромби, - сказал Фродо.
- Но я, видите, вернулся и уж постараюсь привести что можно в порядок.
- Золотые ваши слова! - объявил Жихарь. -
Сразу
видно,
что
господин
Фродо - хоббит породистый, не то что иные прочие,
каким
и
фамилию-то
эту
незачем трепать, извините за простоту. Да, а что мой
Сэм
-
вы
им,
стало
быть, довольны и вел он себя как следовает?
- Более чем доволен, господин Скромби, - отвечал Фродо. - Поверите
ли,
он теперь знаменит во всем Средиземье, и о нем слагают песни от Моря
досюда
и за Великой Рекой.
Сэм покраснел и благодарно взглянул на Фродо, потому что глазки Розочки
сияли и лицо ее озарилось нежной улыбкой.
- Верится, что и говорить, с трудом, -
сказал
Жихарь,
- ..далее