грабить
взятый
Минас-Тирит и опустошать Гондор. Вождя прикончили, но
теперь
начальствовал
управитель Моргула Госмог: он-то и погнал их в
бой.
Были
тут
бородачи
с
бердышами, и дикари-воряги из Кханда, и темнокожие воины в багряных
плащах,
и черные троллюди с юга - белоглазые,
с
длинными
красными
языками.
Одни
устремились в тыл ристанийцев, другие
-
на
запад,
чтобы
перекрыть
путь
подмоге.
И как раз когда счастье изменило Гондору и его соратникам, когда
снова
померкла надежда, с городских стен послышались крики. Время было полуденное,
дул порывистый ветер, дождь унесло на север, и сияло солнце.
В
ясной
дали
взорам сторожевых предстало страшное зрелище.
За излучиной Харлонда Андуин тек напрямик, широко и плавно,
и
корабли
бывали видны за несколько лиг. На
этот
раз
городские
стражи
в
ужасе
и
смятении увидели темную армаду на блещущей Реке:
галеры
и
другие
большие
гребные суда шли под раздутыми ветром черными парусами.
- Умбарские пираты! -
кричали
люди.
-
Умбарские
пираты!
Смотрите!
Плывут умбарские пираты! Значит, Бельфалас взят, захвачены устья, и Лебеннин
во власти врага. Пираты плывут сюда! Это приговор судьбы!
И без приказа - приказы отдавать было некому - кинулись к
колоколам
и
ударили в набат; трубы затрубили сигнал к отступлению.
- Бегите к
стенам!
-
кричали
сверху.
-
К
стенам
бегите!
Скорее
спасайтесь в город, пока вас всех не перебили!
И ветер, который подгонял корабли, относил их призывы в сторону.
Но что там набат, что тревожные клики! Мустангримцы и сами уже
увидели
черные
паруса.
Эомер
был
за
милю
от
Харлонда,
с
гавани
наступали
взбодрившиеся хородримцы, и вражеская
рать
уже
отрезала
его
от
дружины
Дол-Амрота. Он поглядел на Реку, и надежда умерла в его сердце, и он проклял
прежде благословенный ветер. А воинство
Мордора
с
воплями
дикой
радости
ринулось вперед.
Суров стал взор Эомера;
гнев
его
больше
не
пьянил.
По
знаку
его
затрубили рога, призывая ристанийцев сплотиться вокруг хоругви
конунга:
он
решил биться
до
последнего,
спешившись
и
оградившись
стеною
щитов,
и
свершить на Пеленнорской равнине подвиги, достойные
песен,
хоть
и
некому
будет воспеть последнего конунга Ристании. Он взъехал на зеленый холм и
там
водрузил хоругвь; и Белый Конь, казалось, поскакал на ветру.
Выехав из тумана, из тьмы навстречу рассвету,
Пел я солнечным утром, обнажая свой меч.
Теперь надежде конец, и сердце мое точно рана.
Остались нам ярость, и гибель, и кровавый закат!
Такие сказал он стихи, сказал - и рассмеялся. Ибо
вновь
охватило
его
упоение битвы: он был еще невредим, был молод, и был
он
конунг,
достойный
своего воинственного народа. С веселым смехом отчаяния он снова взглянул
на
черную армаду, грозя ей мечом.
Взглянул - и вдруг изумился и вне себя от радости высоко подбросил меч,
блеснувший на солнце; поймал его и запел. И
все
посмотрели
на
Реку:
над
передним кораблем взвилось черное знамя, а корабль повернул
к
Харлонду,
и
ветер расплеснул полотнище. На знамени было Белое Древо,
как
и
на
стягах
Гондора, но вокруг его кроны семь звезд, а поверх - венец.
Такого
знамени,
знамени Элендила, уже тысячи лет
не
видел
никто.
А
звезды
лучились
на
солнце, ибо жемчугом вышила
их
Арвен,
дочь
Элронда,
и
ярко
блистал ..далее