подвигах,
о
дальних
краях.
Быть может, я и смогу вернуть ее из долины мрака. Но что ее ждет
здесь
- надежда, забвение или отчаяние, этого я не знаю. Если отчаяние, то она все
равно умрет, его исцелить я не властен. УВЫ! Неужели она исчахнет,
овеянная
славой!
Арагорн склонился и поглядел
ей
в
лицо,
и
оно
было
белее
лилии,
холоднее снега, тверже каменного изваяния. Но он поцеловал ее в лоб
и
тихо
промолвил:
- Эовин, дочь Эомунда, очнись! Враг твой повержен!
Сперва она не шелохнулась, потом задышала глубоко и ровно, и
грудь
ее
вздымалась под белым полотном покрывала. И снова Арагорн
растер
два
листа
целемы, опустил их в кипяток и настоем
увлажнил
ее
чело
и
правую
руку,
безжизненную и оцепенелую.
То ли Арагорн и вправду владел забытым волшебством древнего Запада,
то
ли неслышный отзвук сказанного о царевне Эовин таинственно смешался с парами
дивного настоя, только вдруг в окно
дохнуло
свежестью,
и
дуновенье
было
столь первозданно чистое, словно ветер повеял
со
снеговых
вершин,
из-под
звезд или с дальних серебристых берегов, омытых пенным прибоем.
-
Очнись,
Эовин,
ристанийская
царевна! - повторил Арагорн и взял ее
правую
руку,
чуть-чуть
потеплевшую.
-
Очнись!
Призрак исчез, и темнота
рассеялась
как
дым. - Он передал ее руку Эомеру и отступил назад. - Позови
ее! - сказал он и вышел из палаты.
- Эовин, Эовин! - позвал Эомер, сглатывая слезы. А она открыла глаза
и
молвила:
- Эомер! Какая радость! А я слышала, будто тебя убили.
Нет,
нет,
это
шептали злые голоса во сне. И долго я спала?
-
Нет, сестра, спала ты недолго, - ответил Эомер. - Не думай больше об
этом!
- Я почему-то страшно устала, -
сказала
она.
-
Мне
надо,
наверно,
немного отдохнуть. Одно скажи: что конунг? Нет! Молчи, я
знаю,
это
уж
не
сон. Он умер, и он предвидел свою смерть.
- Он умер, да, - сказал Эомер, - и последним словом его было твое
имя,
ибо он любил тебя больше дочери. Окруженный великими почестями, он
покоится
в тронном чертоге, в крепости гондорских владык.
- Печально мне это
слышать,
-
сказала
она,
-
печально
и
все
же
радостно. Смела ли я надеяться, что Дом Эорла воспрянет, в
те
черные
дни,
когда он был жалок, точно убогий хлев? А что с оруженосцем
конунга,
с
тем
невысокликом? Эомер, он доблестен и достоин быть витязем Ристании!
- Он здесь, в
соседней
палате,
сейчас
я
к
нему
пойду,
-
сказал
Гэндальф. - Эомер побудет с тобой, но не заводите речи о
войне
и
о
вашем
горе: тебе сперва надо поправиться. Да
возвратятся
к
тебе
поскорее
силы
вместе с надеждой!
- Силы? - повторила Эовин. - Силы, может, и возвратятся, и найдется для
меня оседланный конь из-под убитого всадника:
война
ведь
не
кончена.
Но
надежда? На что мне надеяться?
Гэндальф с Пином пришли в палату, где лежал Мерри, и застали Арагорна у
его постели.
- Мерри, бедняга! - крикнул Пин и кинулся к другу.
Тот
выглядел
куда
хуже прежнего: серое лицо осунулось и постарело, и Пин с ужасом
подумал,
а
вдруг он умрет?
- Не волнуйся, - успокоил его Арагорн. - Вовремя удалось
отозвать
его
из мрака. Он очень устал, он подавлен горем и, подобно царевне Эовин, поднял
руку на смертоносна. Но скоро он придет в себя: он крепок духом и унынье ему
чуждо. Горе его не забудется, но оно не омрачит, а умудрит его.
И Арагорн возложил руку на голову Мерри, погладил его густые каштановые
кудри, тронул веки и позвал по имени. Когда же палату наполнило
благоуханье
целемы - казалось, пахнуло фруктовым садом и солнечным
вересковым
полем
в
гуденье пчел, - Мерри вдруг очнулся и сказал:
- Я голодный. А сколько времени?
- Ужинать поздновато, - отозвался Пин. - Но я, пожалуй, сбегаю
принесу
тебе чего-нибудь на ужин, авось дадут.
- Дадут,
дадут,
-
заверил
Гэндальф.
-
Чего
бы ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004