вас
обоих
в
поход, куда печальней был бы нынешний день. - Он вздохнул. - Однако же вот и
еще один раненый у меня на руках, а битва кто знает, чем кончится.
В Палатах Врачеванья за Фарамиром, Эовин
и
Мериадоком
ухаживали
как
нельзя лучше. Ибо хотя многие
древние
науки
и
искусства
были
утрачены,
гондорские лекари по-прежнему не знали
себе
равных:
они
умело
заживляли
всевозможные раны и целили все болезни, какими люди хворали в здешних краях,
от Минас-Тирита до моря. Только от
старости
не
лечили:
от
нее
средства
найдено не было, да и жить стали гондорцы немногим дольше прочих. Редкие
из
них, не одряхлев, доживали до ста лет - разве что чистокровные потомки самых
старинных родов. А нынче искуснейшие врачеватели стали в тупик
перед
новым
тяжким недугом,
который
назван
был
Черной
Немочью,
ибо
его
причиняли
назгулы. Пораженные этим недугом засыпали все
крепче
и
крепче
и
во
сне
цепенели и умирали. Этот недуг, как видно, и поразил доставленных
в
Палаты
невысоклика и ристанийскую царевну: их сразу признали безнадежными.
Правда,
они, когда день прояснился, заговорили сквозь сон, и сиделки
ловили
каждое
их слово - вдруг скажут что-нибудь нужное. Однако по мере того,
как
солнце
клонилось к западу, они все глубже впадали в забытье, и серая тень наползала
на их лица. А Фарамира трясла лихорадка, не отпуская ни на миг.
Гэндальф ходил от постели к постели; сиделки ему обо всем
докладывали.
Так миновал день: великая битва под стенами города разгоралась
и
затихала,
слухи были путаные и тревожные, а маг все ухаживал за ранеными,
не
решаясь
оставить их; наконец небо окрасил алый закат,
и
отсвет
его
озарил
серые
лица. Казалось, они чуть-чуть порозовели, но это был лишь призрак надежды.
Старейшая
из
оставшихся
женщин,
знахарка
Иорета,
взглянула
на
прекрасное лицо умирающего Фарамира и
заплакала,
ибо
все
любили
его.
И
сказала сквозь слезы:
- Да неужели же он умрет! Ах, если бы Государь воротился к нам в Гондор
- были же когда-то у нас Государи! Есть ведь
старинное
речение:
"В
руках
Государя целебная сила". Так и распознается истинный Государь.
А Гэндальф, который стоял рядом, промолвил:
- Золотые твои слова, Иорета, долго их будут помнить! Ибо
они
вселяют
надежду: а вдруг и правда Государь воротится в
Гондор?
До
тебя
не
дошли
диковинные слухи?
- Мало ли чего говорят, а кричат еще больше,
мне
слушать
недосуг,
-
сказала она. - Лишь бы эти разбойники до нас не
добрались,
не
потревожили
раненых!
И
Гэндальф поспешно ушел, а закат догорал, и угасали огненные груды на
равнине, и спускались пепельно-серые сумерки.
Солнце заходило,
и
у
городских
ворот
съехались
Арагорн,
Эомер
и
Имраиль; с ними были воеводы и витязи. И Арагорн сказал:
- Смотрите, какой огненный закат! Это знамение великих перемен: прежнее
становится прошлым. Однако же этим городом и подвластным
ему
краем
многие
сотни
лет
правили
наместники,
и
не
след
мне
въезжать
в
Минас-Тирит
самозванцем, побуждая к розни и кривотолкам. Нет, не войду я в свой город
и
не объявлюсь, доколе идет война с Мордором, исход которой неведом. Шатры мои
поставят близ ворот, и здесь я буду дожидаться приглашения Градоправителя.
Но Эомер возразил:
- Ты же поднял знамя великих князей, ты
явился
в
венце
Элендила!
И
теперь хочешь посеять сомнения?
- Нет, - сказал Арагорн. - Просто мое время еще ни приспело, я не
хочу
раздоров перед лицом Врага.
И тогда сказал князь Имраиль:
- Мудро ты рассудил, Государь,
говорю
тебе
как
родич
Денэтора.
Он
старец гордый и своевольный, и темны его думы с тех пор, как погиб его
сын.
Однако негоже тебе и оставаться нищим у дверей.
- Почему же нищим? - сказал Арагорн. - Пока что я - северный
Следопыт,
а мы не привыкли ночевать в каменных домах.
И он велел свернуть знамя и снял алмазный венец, отдав его на ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004