он
услышал
обращенные к нему слова:
- Ну как, господин Перегрин, надеюсь,
вчера
ты
успел
порезвиться
и
оглядеться? Боюсь только, стол у нас нынче скудный, ты не к такому привык.
Пину показалось, будто, что ни скажи, что ни сделай,
об
этом
немедля
узнает Градоправитель, для которого и
мысли
чужие
тоже
не
тайна.
И
он
промолчал.
- К чему же мне тебя приставить?
- Я думал, государь, об этом ты сам мне скажешь.
- Скажу, когда узнаю, на что ты годен, - обещал Денэтор. -
И
наверно,
узнаю скорее, если ты будешь при мне. Служитель
моих
покоев
отпросился
в
передовую дружину, и ты его покуда заменишь. Будешь мне прислуживать, будешь
моим нарочным, будешь занимать меня беседой между делами войны и совета.
Ты
петь умеешь?
-
Умею,
- сказал Пин. - Ну, то есть умею, судя по-нашему. Только ведь
наши
песенки
не
годятся
для
здешних
высоких
чертогов, и не идут они к
нынешним временам, государь. У нас ведь что самое страшное? Ливень да буран.
И поем-то мы обычно о чем-нибудь смешном, песни у нас застольные.
- А почему ж ты думаешь, что такие ваши
песни
не
к
месту
и
не
ко
времени? Разве нам, обуянным чудовищной Тенью, не отрадно
услышать
отзвуки
веселья с дальней и светлой стороны? Недаром, стало быть, охраняли мы
ваши,
да и все другие края, не уповая ни на чью благодарность.
Пин очень огорчился. Вот только
этого
не
хватало
-
распевай
перед
властителем Минас-Тирита хоббитские куплеты, тем более смешные, в которых уж
кто-кто, а он-то знал толк.
Но покамест обошлось. Не было ему
велено
распевать
куплеты.
Денэтор
обратился
к
Гэндальфу,
расспрашивал
его
про
Мустангрим,
про
тамошние
державные дела и про Эомера, племянника конунга. А Пин
знай
себе
дивился:
откуда это здешнему государю столько известно про дальние
страны
-
сам-то
небось давным-давно не бывал дальше границы.
Наконец Денэтор махнул Пину рукой - иди, мол, пока что не нужен.
- Ступай в оружейную, - сказал он. - И оденься, как подобает
башенному
стражу. Там все для тебя готово, вчера я распорядился.
И точно, все было готово: Пин облачился в причудливый
черно-серебряный
наряд. Сыскали ему и кольчугу - наверно, из вороненой стали, а с виду
вроде
гагатовую; шлем с высоким венцом украшен был по бокам черными крылышками,
а
посредине
-
серебряной
звездочкой.
Поверх
кольчуги
полагалась
черная
накидка, на которой серебром было выткано Древо. Прежние его одежды свернули
и унесли; серый лориэнский плащ, правда,
оставили,
однако
носить
его
на
службе
не
велели.
И
стал
он
теперь,
на
чужой
взгляд,
сущим
Эрнил-и-Ферианнатом, невысоклицким князем, как
его
именовали
гондорцы;
и
было ему очень не по себе. Да и сумрак нагнетал уныние.
Тянулся беспросветный день. От
бессолнечного
утра
до
вечера
чадные
потемки над Гондором еще отяготели, дышалось трудно, теснило грудь. Высоко в
небесах ползла на запад огромная тяжкая туча: она
пожирала
свет,
ее
гнал
ветер войны; а
внизу
стояло
удушье,
будто
вся
долина
Андуина
ожидала
неистовой бури.
В одиннадцатом часу его наконец ненадолго отпустили; Пин вышел из башни
и отправился поесть-попить, авось дадут, а заодно встряхнуться - не по нутру
ему пришлась нудная дворцовая служба. В столовой он встретил Берегонда - тот
как раз вернулся из-за пеленнорских рубежей, от сторожевых башен. Пин позвал
его прогуляться к парапету: измаяли его каменные мешки и даже высокие
своды
цитадели давили нестерпимо. Они уселись рядом возле
бойницы,
глядевшей
на
восток, - той самой, где они угощались и беседовали накануне.
Был закатный час, но неоглядная пелена уже простерлась далеко на запад,
и, лишь уходя за Море, солнце едва успело пронизать ее
прощальными
лучами;
они-то, на радость Фродо, и озарили у развилки голову поверженного государя.
Но на Пеленнорские пажити в тени Миндоллуина не пал ни единый
отблеск;
там
застоялась бурая мгла.
Пину казалось, что сидел он здесь много-много
лет
назад,
в ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004