ни
пожелал
этот
ристанийский конник, ему тут же принесут, весь Минас-Тирит обрыщут, лишь
бы
нашлось. Он здесь в большом почете.
- Вот и хорошо! - сказал Мерри. - Стало быть, поужинаю, а потом
выкурю
трубочку. - Лицо его
затуманилось.
-
Нет,
не
выкурю
трубочку.
Вообще,
наверно, больше курить не буду.
- Это почему? - поинтересовался Пин.
- Да как бы тебе объяснить, - медленно произнес Мерри. - Он ведь
умер,
вот и весь сказ. Сейчас мне сразу все припомнилось. Он
сказал
перед
самой
смертью, мол, жаль ему, что не придется послушать про наше ученье о
травах.
И теперь я, если закурю, стану о нем думать: помнишь, Пин, как он подъехал к
воротам Изенгарда, какой был учтивый.
- Что ж, закуривай и думай о нем! - сказал Арагорн. - Вспоминай
о
его
доброте и учтивости, о том, что он
был
великий
воитель,
о
том,
как
он
сдержал клятву верности и в свое последнее утро вывел ристанийское войско из
мрака навстречу ясному рассвету. Недолго ты служил ему, но
память
об
этом
озарит твою жизнь до конца дней.
Мерри улыбнулся.
- Ладно, - сказал он, - не откажи мне, Бродяжник, в зелье и трубке, а я
покурю и подумаю.
У
меня
у
самого
в
котомке
было
отличное
зелье
из
Сарумановых запасов, да куда эта котомка подевалась в бою - леший ее знает.
- Сударь мой Мериадок, - отвечал ему Арагорн, - если ты думаешь, что
я
проскакал через горы и все гондорское
княжество,
расчистив
путь
огнем
и
мечом,
затем,
чтобы
поднести
табачку
нерадивому
солдату,
бросившему
снаряжение на поле боя,
то
ты
сильно
ошибаешься.
За
неимением
котомки
попроси позвать здешнего травоведа. Он объяснит, что в траве,
которая
тебе
вдруг понадобилась, никакой пользы, насколько он знает, нет, но что
зовется
она по-простому западное зелье, а
по-ученому
галенас,
приведет
и
еще
с
десяток названий на самых редких языках, припомнит какие-нибудь
полузабытые
стишки, смысла в которых он не видит. И наконец с прискорбием
сообщит,
что
таковой травы в Палатах Врачеванья
не
запасено.
С
тем
ты
и
останешься
размышлять
об
истории
языков
Средиземья.
Вот
и
я
тебя
оставляю
-
поразмышляй. А то я в такой постели не
спал
после
Дунхерга
и
не
ел
со
вчерашнего вечера.
Мерри схватил и поцеловал его руку.
- Извини,
пожалуйста,
-
сказал
он.
-
Иди
скорей
есть
и
спать!
Навязались же мы еще в Пригорье на твою
голову.
Но,
понимаешь,
наш
брат
хоббит, коли дело серьезное, нарочно мелет вздор, лишь бы не пустить петуха.
Когда не до шуток, у нас нужные слова не находятся.
- Прекрасно я это знаю, а то бы и сам иначе
с
тобой
разговаривал,
-
сказал Арагорн. - Да цветет Хоббитания во веки веков! - Он вышел,
поцеловав
Мерри, и Гэндальф последовал за ним.
Пин остался в палате.
- Нет, такого, как он, на всем свете не сыщешь! - сказал он.
-
Кроме,
конечно, Гэндальфа: да они небось родственники. Лопух ты лопух: котомка твоя
вон она, ты ее притащил за плечами. Он говорил и на нее поглядывал. Да
и
у
меня зелья на двоих-то хватит. На вот тебе, чтоб не
рыться:
то
самое,
из
Длиннохвостья. Набивай трубку, а я сбегаю насчет еды. Вернусь - поболтаем на
свой манер. Ух! Все ж таки нам, Кролам и Брендизайкам,
непривычно
жить
на
этаких высотах: уж больно все возвышенно.
- Да, - сказал Мерри. - Оно конечно,
непривычно
-
может,
как-нибудь
притерпимся? Но вот в чем дело, Пин: мы теперь знаем, что эти высоты есть, и
поднимаем к ним взгляд. Хорошо, конечно, любить то, что тебе и так
дано,
с ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004