- Ну, что случилось? - укоризненно вопросил он. - Непременно нужно меня
тревожить? Вот уж поистине покоя нет ни днем,  ни  ночью!  -  В  укоре  была
доброта - и горечь незаслуженного оскорбления.
     Все удивленно подняли глаза, ибо совсем бесшумно невесть откуда у перил
появился старец, снисходительно глядевший на  них  сверху  вниз,  кутаясь  в
просторный плащ непонятного цвета - цвет менялся на глазах, стоило  зрителям
сморгнуть или старцу пошевелиться. Лицо у него было  длинное,  лоб  высокий,
темноватые глаза смотрели  радушно,  проницательно  и  чуть-чуть  устало.  В
белоснежной копне волос и окладистой бороде возле губ и ушей сквозили черные
пряди.
     - Похож, да не слишком, - пробормотал Гимли.
     - Что ж вы молчите? - молвил благосклонный голос. - Ну, хотя бы двое из
вас мне хорошо знакомы. Гэндальф, увы, знаком слишком  хорошо:  едва  ли  он
приехал за помощью или советом. Но как не узнать тебя,  повелитель  Ристании
Теоден: твой герб горделиво блещет  и  благородна  осанка  конунга  из  рода
Эорла. О, достойный отпрыск преславного Тенгела! Отчего  ты  так  промедлил,
зачем давно не явился как друг и сосед? Да и сам я  хорош!  Надо,  надо  мне
было повидаться с тобой, владыкой  из  владык  западных  стран,  в  нынешние
грозные годы! Надо бы остеречь тебя от дурных и малоумных советов! Но, может
статься, еще не поздно? Тяжкий урон нанес  ты  мне  ради  бранной  славы  со
своими буйными витязями, но я не попомню зла и готов, несмотря  ни  на  что,
избавить тебя и царство твое теперь уже от неминуемой гибели, ибо в пропасть
ведет тот путь, на который тебя заманили. Скажу больше: лишь я один в  силах
тебе помочь.
     Казалось, Теоден хотел что-то ответить, но речь замерла на  его  устах.
Он глядел в лицо Саруману, в его темные строгие глаза, призывно обращенные к
нему, потом взглянул на  Гэндальфа  -  видимо,  его  одолевали  сомнения.  А
Гэндальф не шелохнулся: опустив глаза, он словно бы  ожидал  некоего  знака,
терпеливо и неподвижно. Конники заволновались: слова Сарумана были встречены
одобрительным ропотом, - потом смолкли и застыли как зачарованные.  Никогда,
подумалось  им,  не  оказывал  Гэндальф  их  государю  такого  неподдельного
почтения. Грубо и надменно разговаривал он с Теоденом. И сердца их  стеснило
темное предчувствие  злой  гибели:  Гэндальф  по  своей  прихоти  готов  был
ввергнуть Мустангрим  в  пучину  бедствий,  зато  Саруман  открывал  путь  к
спасению, и в словах его брезжил отрадный свет.  Нависло  тяжкое  безмолвие.
Внезапно его нарушил гном Гимли.
     - Да это не маг, а  какой-то  вертун,  -  буркнул  он,  сжимая  рукоять
секиры. - У этого  ортханского  ловкача  помощь  означает  предательство,  а
спасти - значит погубить: тут дело ясное. Только ведь  мы  сюда  не  за  тем
явились, чтобы молить его о помощи и спасении.
     - Тише! - сказал Саруман, и голос его  на  миг  потерял  обаяние,  а  в
глазах появился недобрый блеск. - - Есть у меня и к тебе слово, о Гимли, сын
Глоина, - продолжал он по-прежнему. - Далеко отсюда чертоги твои, и не  твоя
забота - здешние запутанные распри. Да сам бы ты  в  жизни  не  стал  в  них
впутываться,  и  я  тебя  не  виню  за  твое  опрометчивое  великодушие,  за
неуместное геройство. Но позволь  мне  сперва  побеседовать  с  ристанийским
конунгом, моим давним соседом и былым другом.
     Что скажешь, конунг Теоден? Быть может, мы все же заключим  мир  и  все
мои познания, обретенные за много веков, послужат тебе на  пользу?  Рука  об
руку выстоим мы в трудные времена, предадим забвению взаимные обиды, и  наши
дружественные края расцветут пышнее прежнего!
     Но Теоден не отвечал - то ли в  сомнении,  то  ли  в  гневе.  Заговорил
Эомер.
     - Выслушай меня, государь! - взмолился он. -  Нас  ведь  предупреждали,
что так и будет. Неужели же мы  одержали  многотрудную  победу  лишь  затем,
чтобы стоять, разинув рот, под  окном  у  старого  лжеца,  точащего  мед  со
змеиного жала? Это же волк из норы держит речь перед гончими псами! Какая от
него помощь? Он всего лишь тщится избегнуть заслуженной участи. Но  тебе  ли
вести беседу с предателем и кровопийцей, схоронив Теодреда  на  переправе  и
Гайму у Хельмовой Крепи?
     - Змеиного жала? Да не ты ли норовишь ужалить в спину,  змееныш?  -  не
сдержал злобы Саруман. - Но одумайся, Эомер, сын Эомунда! - И речь его вновь
заструилась. - Каждому свое. Ты доблестный витязь, честь тебе  и  хвала.  По
велению конунга рази без пощады - таков твой славный удел.  Оставь  политику
государям, ты для нее еще молод. Но если тебе  суждено  взойти  на  престол,
заранее  учись  выбирать  друзей.  Дружбу  Сарумана  и  могущество  Ортханка
неразумно отвергать во имя обид - подлинных или мнимых. Победа в одной битве
- еще не победа, к тому же победили вы с чужой  и  опасной  помощью.  Лесные
чудища - ненадежные и своенравные союзники: в иной, недобрый час  они  могут
обрушиться на вас самих, ибо люди им ненавистны.
     Но рассуди, властелин Ристании, можно ли называть меня  убийцей  потому
лишь, что в битве пали отважные воины? Двинув на меня свои рати, -  к  моему
великому изумлению, ибо я не желал войны, - ты отправил их  на  смертоносную
брань. И если я - кровопийца, то уж род Эорла запятнан кровью  с  головы  до
ног, ибо немало войн  в  его  достославной  летописи  и  случалось  конунгам
отвечать ударом на вызов. Однако потом они заключали мир, и даже  худой  мир
лучше доброй ссоры. Итак, молви свое слово, конунг Теоден: установим  ли  мы
мир, восстановим ли дружбу? То и другое в нашей власти.
     - Да, мы установим мир, - наконец глухо выговорил Теоден, и  ристанийцы
разразились  радостными  возгласами.  Теоден  поднял  руку,  призывая  их  к
молчанию. - Да, мы установим мир, - сказал он ясно и твердо, - мир настанет,
когда сгинешь ты и разрушатся твои козни, когда будет низвергнут твой Черный
Властелин, которому ты замыслил услужливо нас предать. Ты лжец,  Саруман,  а
ложь растлевает души. Ты протягиваешь мне руку  дружбы?  Это  не  рука,  это
коготь лапы, протянутой из Мордора, цепкий, длинный,  острый  коготь!  Война
началась из-за тебя: будь ты вдесятеро мудрей, все равно не вправе ждать  от
нас рабской покорности во имя чего бы то ни было; но, даже если бы не ты  ее
начал, это твои орки зажигали живые факелы в Вестфольде и душили детей.  Это
они изрубили на куски мертвое тело  Гаймы  у  ворот  Горнбурга.  Да,  мир  с
Ортханком настанет - когда ты будешь болтаться на виселице подле этих окон и
станешь лакомой поживой для своих друзей-воронов.  Вот  тебе  приговор  Дома
Эорла. Предков своих я, может быть, и недостоин,  однако  холопом  твоим  не
стану. Обольщай и предавай других, правда, голос твой прежней власти уже  не
имеет.
     Ристанийцы недоуменно воззрились  на  Теодена,  точно  пробудившись  от
сладкого сна. После Сарумановых плавных речей голос их государя показался им
сиплым карканьем старого ворона. Но и Саруман был вне себя от бешенства.  Он
пригнулся к перилам,  занес  жезл,  будто  вот-вот  поразит  им  конунга,  и
поистине стал внезапно похож на змею, готовую прянуть и ужалить.
     - Ах, на виселице! - процедил он, и вселял  невольную  дрожь  его  дико
исказившийся голос. - Слабоумный выродок! Твой Дом Эорла  -  навозный  хлев,
где пьяные головорезы вповалку храпят на  блевотине,  а  их  вшивое  отродье
ползает среди шелудивых псов!  Это  вас  всех  заждалась  виселица!  Но  уже
захлестывается петля у вас на горле - неспешная,  прочная,  жестокая  петля.
Что ж, коли угодно, подыхайте! - Он с  трудом  овладел  собой,  и  речь  его
зазвучала иначе. - Но будет  испытывать  мое  терпение.  Что  мне  до  тебя,
лошадник Теоден, до тебя и до кучки твоих всадников, которые только  удирать
и  горазды!  Давно  уж  я  понапрасну  предлагал  тебе  участь,  которой  ты
недостоин, обделенный разумом и величием. И сегодня предложил ее снова  лишь
затем,  чтобы  увидели  путь  спасения  несчастные,  увлекаемые  на   верную
погибель.  Ты  отвечал  мне  хвастливой  бранью.  Что  ж,  будь   по-твоему.
Убирайтесь в свои лачуги!
     Но ты-то, Гэндальф! О тебе я скорблю паче всего -  скорблю  и,  прости,
стыжусь за тебя. С кем ты ко мне приехал?  Ведь  ты  горделив,  Гэндальф,  и
недаром: у тебя светлый ум, зоркий и проницательный глаз.  Ты  и  теперь  не
хочешь выслушать меня?
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004