Так вышли они на северную окраину земли,  которую  люди  некогда  звали
Итилией,  -  лесистое,  ручьистое  всхолмье.  Луна  уже  почти  округлилась,
высыпали звезды; воздух благоухал все гуще, и Горлуму это было  явно  не  по
нутру: он фыркал и злобно ворчал. Первые лучи рассвета застигли их  в  конце
долгой, глубокой,  крутосклонной  ущелины,  напрямую  прорезавшей  встречный
утес. Они вскарабкались на западный склон и огляделись.
     В  небе  занималась  заря,  и  они  увидели,  что  горы   отодвинулись,
изогнувшись к востоку  и  теряясь  вдали.  На  западе  плавно  уходили  вниз
подернутые дымкой пологие склоны. Дышали смолой хвойные рощи: пихты,  кедры,
кипарисы и еще другие деревья, неизвестные в Хоббитании;  светились  широкие
прогалины. И повсюду росли душистые травы и раскинулся кустарник.
     Сколько несчитанных лиг прошли они на юг от Раздола и от  родных  мест,
но  лишь  здесь  вполне  ощутили  наступление   весны.   Весна   хозяйничала
напропалую: сквозь мох и плесень  повсюду  пробивались  ростки,  лиственницы
зазеленели, из травы светло выглядывали изумленные цветы, и вовсю  распевали
птицы. Итилия, запущенный сад Гондора, дивила и радовала своей красотой.
     На юге и на западе тянулись теплые долины Андуина, закрытые  с  востока
хребтом Эфель-Дуата, однако удаленные от его тени, а с  севера  их  защищало
Привражье, и только с дальнего юга свободно  прилетали  и  резвились  теплые
ветерки. Вокруг  огромных,  давным-давно  посаженных,  а  нынче  неухоженных
деревьев весело разрастался молодняк: полонил землю душистый тамариск, росли
маслины и лавры, можжевельник и мирт, кустился чабрец,  извилистыми  ветвями
заслоняя проросшие  плиты,  шалфей  цвел  синими  цветками,  цвел  красными,
бледно-зелеными, были тут душица и свежая невзрачница  и  еще  много  разных
трав, о которых Сэм понятия не имел.  Провалы  и  каменистые  скаты  заросли
камнеломкой и заячьей капустой. Очнулись и  выглянули  туберозы  и  анемоны,
асфодель и другие лилейные цветы кивали полураскрытыми  бутонами,  и  густой
пышно-зеленой травой  поросли  пруды,  в  которых  задерживались  прохладные
горные струи на пути в Андуин.
     Беглецы спустились вниз от дороги в зеленую гущу и с головой  окунулись
в запах духовитых трав  и  кустарников.  Горлум  кашлял  и  отплевывался,  а
хоббиты дышали полной грудью, и вдруг Сэм  засмеялся  -  от  радости,  а  не
оттого, что было смешно. Они  спускались  вдогонку  за  речными  струями,  и
быстрая речушка привела их в неглубокую лощину; там был обветшалый  каменный
водоем.  Резные  мшистые  его  края  заросли   шиповником,   кругом   рядами
выстроились  нежные  ирисы,  а  на  темной  зыбкой  поверхности   колыхались
кувшинки; свежая, чистая вода изливалась по желобу.
     Они умылись, напились и стали  немедля  искать  укромное  местечко  для
отдыха: это все ж таки были вражеские владения. Недалеко отошли от дороги  и
сразу наткнулись на военные увечья - застарелые и свежие шрамы земли: может,
орки постарались, а может, еще какие Сауроновы лиходеи.  Смердела  незарытая
отхожая яма, валялись  древесные  стволы,  исчерканные  мордорскими  рунами,
меченные грубым и страшным знаком Ока.
     Сэм разведал сток, обнюхал и потрогал незнакомые деревья, не говоря  уж
о кустиках и травах. За этим занятием он про близкий Мордор и думать  забыл,
но тот напомнил о себе сам: Сэм чуть не провалился в изгарную  яму,  в  кучу
обожженных,  изрубленных  костей  и  черепов.  Яма  уже  заросла   вереском,
шиповником, ломоносом, зелень затянула следы недавнего побоища. Сэм поспешил
обратно, но открытие свое утаил: не хватало еще, чтобы голодный Горлум полез
ворошить и обгрызать мертвые кости.
     - Поищем местечко поуютнее, - сказал он. - Только не внизу.  Чем  выше,
тем лучше.
     И точно, над озерцом  обнаружилась  темно-бурая  поросль  прошлогоднего
папоротника. Выше склон зарос темно-зеленым лавром, а вершину крутого  холма
венчал старый кедрач. Решено было забраться в папоротники  и  скоротать  там
наступающий день, по-видимому, теплый и ясный. Идти бы и  идти  по  рощам  и
полянам Итилии, тем более что и орки не любят дневного света; ну а вдруг они
отсиживаются где-нибудь в темных тайниках и следят оттуда? И кроме них, есть
кому следить: у Саурона соглядатаев  хватает.  Да  и  все  равно  Горлум  не
потерпит Желтой Морды  в  небесах,  а  она  вот-вот  выглянет  из-за  кряжей
Эфель-Дуата и начнет, назло Горлуму, светить и греть.
     Сэм шагал и раздумывал о своем - о еде. В растреклятые Ворота  соваться
теперь не надо, и он  снова  посетовал  на  беспечность  и  недальновидность
хозяина. Вообще кто там знает,  что  дальше  будет,  а  эльфийские  дорожные
хлебцы не худо бы приберечь про черный день. С тех пор как он подсчитал, что
запасу у них в обрез на три недели, прошло уж целых шесть дней.
     "Это еще хорошо, ежели не припозднимся! - соображал Сэм. - А потом  что
- лапу сосать? Потом ничего не будет! А ну как будет?"
     К тому же он после длинного ночного перехода, напившись и  искупавшись,
был еще голоднее обычного. Ужин или же завтрак на старой кухне в  Исторбинке
пришелся бы сейчас в самый раз. Тут его осенило, и он поглядел  на  Горлума.
Тот встал на карачки и принюхивался, готовясь выползти из папоротников.
     - Эй, Горлум! - позвал  он.  -  Куда  собрался?  На  добычу?  Вот  что,
скорохват-руконог: ты от нашей еды нос воротишь, да и мне она поднадоела.  А
ты нынче так и рвешься помогать. Может, добудешь что-нибудь на зуб голодному
хоббиту?
     - Может быть, может быть, - сказал Горлум. - Смеагорл всегда  помогает,
если его ласково попросят.
     - Ну так я тебя ласково попросю, - сказал Сэм.  -  А  если  тебе  этого
мало, то попрошаю.

     Горлум исчез. Фродо сгрыз полпутлиба, забрался поглубже в папоротник  и
уснул. Сэм пошел посмотрел, как ему спится. Еще только-только светало, но  и
лицо хозяина, и его устало вытянутые руки виднелись ясно. Он вдруг вспомнил,
как Фродо все спал и спал в доме Элронда, оправляясь  от  смертельной  раны.
Тогда Сэм почти не отлучался от его постели и заметил, что он  как-то  вроде
бы  светится  изнутри.  Теперь-то  уж  точно   светился.   Ни   страха,   ни
озабоченности не было в лице Фродо, красивом и постаревшем, точно минули  не
месяцы, а многие годы. Оно не изменилось, но тонкой сетью проступили на  нем
бесчисленные морщинки. Правда,  Сэм  Скромби  думал  не  этими  словами;  он
покачал головой - что, мол, туг скажешь! - и пробормотал:
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004