- Наверно, страшной повестью чреваты твои слова, -  сказал  Фарамир.  -
Может быть, ты расскажешь ее ввечеру. Как мне теперь ясно, Митрандир был  не
только мудрецом и книжником  -  он  был  вершителем  судеб  нашего  времени.
Окажись он в Гондоре, когда мы с братом  услышали  во  сне  прорицание,  он,
верно, разъяснил бы его, не пришлось бы отправлять посланца в Раздол. А быть
может, не стал бы разъяснять, и Боромир  все  равно  не  ушел  бы  от  рока.
Митрандир никогда не открывал нам будущего и не посвящал в свои  замыслы.  С
позволенья Денэтора - не знаю уж, как ему это удалось, - он  был  допущен  в
нашу сокровищницу, и я почерпнул из едва приоткрытого кладезя его  познаний:
он был скупым наставником.
     Более всего занимали его летописи  и  устные  предания  времен  Великой
Битвы на равнине Дагорлада и основания Гондора,  когда  был  низвержен  Тот,
кого называть не стану. И про Исилдура  выспрашивал  он,  хотя  о  нем  наши
предания памяти не сохранили: он ушел, как сгинул.
     Фарамир перешел на шепот:
     - Я же частью узнал, частью домыслил и сохранил в  глубокой  тайне  вот
что. Исилдур заполучил некое сокровенное достояние Врага,  да  не  будет  он
назван, и взял его с собой, уходя из Гондора навстречу безвестной гибели.  И
казалось мне, что я понял, чего доискивается  Митрандир,  однако  же  поиски
эти, устремленные в глубокую древность, счел любомудрием книжника. Но  когда
мы пытались разгадать таинственное прорицание, пришло мне  на  ум,  что  эта
добыча и есть Проклятие Исилдура. Ибо ничего мы больше о нем не знаем,  лишь
упомянуто в одном из сказаний, что его  пронзила  стрела  орка.  Это  же,  и
только это сказал мне Митрандир.
     Не знаю и не ведаю, какое вражеское  достояние  понадобилось  Исилдуру:
должно быть, некий могучий гибельный талисман,  орудие  лиходейства  Черного
Властелина. И если оно сулит удачу в  бою,  то  наверняка  Боромир,  гордый,
бесстрашный, зачастую безоглядный,  жаждущий  блеска  побед  Минас-Тирита  и
блистания своей воинской славы, неудержимо возжелал этим орудием  завладеть.
В недобрый час отправился он в Раздол! И отец, и старшины послали  бы  меня,
но он, как старший брат и закаленный воин, не мне чета  (говорю  без  всякой
обиды), настоял на своем.
     Однако же не страшитесь! Я не подобрал бы этот талисман  и  на  большой
дороге. Если бы даже Минас-Тирит погибал на моих глазах и я один мог бы  его
спасти  с  помощью  вражеского  колдовского  орудья,  возвеличить  Гондор  и
прославиться, то и тогда - нет! Такою ценой  не  нужны  мне  ни  победы,  ни
слава, о Фродо, сын Дрого.
     - Так же решил и Совет, - сказал Фродо. - И мне они не нужны, и  вообще
- не мое это дело.
     - Мне в мечтах представляется, - сказал Фарамир,  -  и  цветущее  Белое
Древо в великокняжеском дворце, и Серебряный Венец на челе князя,  и  мирный
Минас-Тирит - нет, Минас-Анор, град, каким  он  был  в  древности,  светлый,
высокий и дивный, прекрасный, как царь среди царей, а  не  грозный,  подобно
властелину, окруженному рабами, да и добрый властелин не  лучше,  даже  если
рабы им довольны. Воевать надо: мы защищаем свою жизнь и  честь  от  убийцы,
изувера и разрушителя. Однако не по душе мне ни сверканье острых  мечей,  ни
посвист быстрых стрел, ни слава  великого  воителя.  Все  это  надобно  лишь
затем, чтобы оборонить то, что  мы  обороняем:  светлый  град,  воздвигнутый
нуменорцами, оплот памяти и хранилище древней мудрости, святилище красоты  и
светоч живой истины. Надо, чтоб его любили,  а  не  боялись,  и  чтили,  как
почитают убеленных сединами мудрецов.
     Так что оставь опасенья! Я тебя больше не буду выспрашивать, не  спрошу
даже, верно ли я догадался. Разве что ты сам мне доверишься - что  ж,  тогда
попробую помочь тебе советом, а быть может, и делом.
     Фродо на это ничего не сказал. Он едва не уступил желанию искать помощи
и совета у этого сурового юноши, так были отрадны  его  ясные  речи.  Однако
что-то его удержало, на сердце у него были страх и тревога, ведь  если  и  в
самом деле только они с Сэмом уцелели из Девяти Хранителей, то одни остались
в ответе за все. Излишняя подозрительность надежней слепого доверия. К  тому
же, поглядывая на высокого  спутника  и  внимая  его  голосу,  он  вспоминал
Боромира - внезапно перекошенное лицо и алчный  огонь  в  глазах.  Непохожие
братья были ужасно похожи.

     Потом они шли молча, бесшумно скользя по траве  мимо  старых  деревьев,
точно серо-зеленые тени; над ними распевали птицы и отливала темным  блеском
вечнозеленая листва итильского леса.
     Сэм в разговор не встревал, только прислушивался, в то  же  время  ловя
чутким хоббитским ухом окрестные лесные шумы и шорохи. Про Горлума  ни  разу
упомянуто не было, и он был  этому  рад:  никуда  от  Липучки,  конечно,  не
денешься, но хоть малость-то отдохнуть - и то хлеб. Вскоре он  заметил,  что
идут они вроде одни, а кругом уйма людей: впереди мелькали Дамрод и  Маблунг
и со всех сторон  быстрые,  бесшумные,  еле  видные  Следопыты  поспешали  к
условленному месту.
     Вдруг его точно кольнул в спину чей-то взгляд;  он  обернулся  и  успел
углядеть маленькую темную фигурку, перебегавшую  за  деревьями.  Сэм  открыл
было рот, но подумал и махнул рукой.
     "Может, показалось, - сказал он сам себе. - Да и чего я  буду  лезть  к
ним с этой паскудиной, раз про него и помнить забыли? Что мне,  больше  всех
надо?"

     Наконец лес поредел,  склон  сделался  круче.  Они  свернули  вправо  и
набрели на речонку, тот самый ручеек, что точился из водоема, стал  бурливым
потоком, и его каменистое русло пролегало по дну  узкого  ущелья,  заросшего
самшитом и остролистом. Приречные низины на западе были подернуты золотистой
дымкой, и, озаренный предзакатным солнцем, широко струился Андуин.
     - А теперь, увы,  я  вынужден  быть  неучтивым,  -  сказал  Фарамир.  -
Надеюсь, мне это простится: пока что, в нарушение всех приказов, я не только
не убил вас, но даже не ослепил. Но тут уж запрет  строжайший: эту тропу  не
должен знать никто, даже  наши  созники-ристанийцы.  Придется  завязать  вам
глаза.
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004