- Удар-то пустяковый, пришелся вкось по шлему, - сказал он. - Да если я
из-за каждой поганой царапины...
     - Сейчас попробуем подлечить, - прервал его Арагорн.
     Теоден вернулся в Горнбург и опочил таким безмятежным  сном,  каким  не
спал уж много лет. Легли отдыхать и те, кому предстоял с ним далекий путь. А
остальные - все, кроме тяжелораненых, - принялись  за  дело,  ибо  надлежало
собрать под стенами и в ущелье тела павших и предать их земле.
     Орков в живых не осталось, и не было числа их трупам. Но  многие  горцы
сдались в плен; в ужасе и отчаянии молили  они  о  пощаде.  У  них  отобрали
оружие и приставили их к работе.
     - Отстроите вместе с нами заново то, что разрушали с орками,  принесете
клятву никогда более с враждою не переступать  Изенских  бродов  и  ступайте
себе восвояси, - сказал им Эркенбранд. -  Саруман  обманул  вас,  и  дорогой
ценой расплатились вы за  вашу  доверчивость,  а  если  б  одержали  победу,
расплатились бы еще дороже.
     Дунландцы ушам своим  не  верили:  Саруман  говорил  им,  что  свирепые
ристанийцы сжигают пленников живьем.
     Подле Горнбурга посреди поля насыпали два кургана: под одним  схоронили
вестфольдцев, под другим - ополченцев Эдораса. У самой  стены  был  погребен
главный телохранитель Теодена Гайма - он пал, защищая ворота.
     Трупы орков свалили поодаль, возле опушки новоявленного леса. И  многие
тревожились, ибо неведомо было, что делать с огромными  грудами  мертвечины:
закапывать - хлопотно, да и некогда, сжечь - недостанет хворосту,  а  рубить
диковинные деревья никто бы не отважился, если  б  Гэндальф  и  не  запретил
строго-настрого даже близко к ним подходить.
     - И не возитесь с трупьем, - велел он. - К завтрашнему утру,  я  думаю,
все уладится.
     Еще далеко  не  закончено  было  погребение,  когда  конунг  со  свитой
изготовились к отъезду. И Теоден  оплакал  своего  верного  стража  Гайму  и
первым бросил горсть земли в его могилу.
     - Великое горе причинил Саруман мне и всему нашему краю, - молвил он. -
Когда мы с ним встретимся, я ему это попомню.
     Солнце клонилось к  западному  всхолмью  излога.  Теодена  и  Гэндальфа
провожали до Гати - ополченцы и вестфольдцы, стар и млад,  женщины  и  дети,
высыпавшие из пещер. Звонко разливалась победная песнь -  и  вдруг  смолкла,
ибо угрюмые деревья внушали страх ристанийцам.
     На опушке кони стали: им, как и их всадникам, не хотелось углубляться в
лес.  Недвижные,  серые,  зловещие  деревья  стояли  в  туманной  дымке,  их
простертые  ветки  растопырились,  точно  лапы,  готовые схватить и впиться,
извилистыми  щупальцами  застыли  корни, а под ними зияли черные провалы. Но
Гэндальф  тронулся  вперед,  и за ним последовали остальные, въезжая один за
другим  под  своды  корявых  ветвей,  осенявших  дорогу  из Горнбурга, а она
оказалась свободна, рядом с ней текла Ущелица, и золотистым сиянием лучились
небеса.  А  древесные  стволы  по  обе  стороны  уже окутывали сумерки, и из
густеющей  мглы  доносились  скрипы,  треск  и  кряхтение, дальние вскрики и
сердитая безголосая молвь. Ни орков, ни лесных зверей не было.
     Леголас и Гимли ехали на одной лошади и держались поближе к  Гэндальфу,
а то Гимли сильно побаивался леса.
     - Душно как, правда?  -  сказал  Леголас  Гэндальфу.  -  Нас  обступает
безысходный гнев. Слышишь, воздух трепещет?
     - Слышу, - отозвался Гэндальф.
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004