Кони один за другим останавливались перед  зловещим  столпом;  всадники
спешились и повели их под уздцы в обход по крутому склону к  подножию  Горы,
туда, где в отвесной скале зияли Врата, словно жерло ночи. Над широкой аркою
смутно виднелась тайнопись и загадочные  рисунки,  и  Врата  источали  серый
туман, будто смертную тоску.  Дружина  оцепенела;  лишь  у  царевича  эльфов
Леголаса не дрогнуло сердце - он не страшился человеческих призраков.
     - За этими Вратами, - сказал Гальбарад, - таится моя смерть. Я пойду ей
навстречу, но кони туда не пойдут.
     - Мы должны пройти, значит, пройдут и кони, -  отвечал  Арагорн.  -  За
Вратами мертвенная тьма, а за нею - дальняя дорога, и каждый час промедленья
приближает торжество Саурона. Вперед!
     И Арагорн пошел первым; вдохновленные его могучей волей,  следовали  за
ним дунаданцы, а кони их так любили  своих  хозяев,  что  не  убоялись  даже
замогильного ужаса, ибо надежны были сердца людей, которые их  вели.  Только
Арод, ристанийский конь, стоял весь в поту и дрожал - горестно было смотреть
на него. Но Леголас закрыл ему ладонями глаза, напел в уши  ласковые,  тихие
слова - и конь послушно пошел за своим седоком. Перед Вратами  остался  один
лишь гном Гимли. Колени его дрожали, и он стыдил сам себя.
     - Вот уж неслыханное дело! - сказал он. - Эльф спускается под землю,  а
гном боится!
     И он ринулся вперед, волоча непослушные, как свинцом налитые ноги; тьма
обрушилась  на  него  и  ослепила  Гимли,  сына  Глоина,  который,   бывало,
бесстрашно спускался в любые подземелья.

     Арагорн запасся в Дунхерге  факелами  и  нес  огонь  впереди;  Элладан,
вознося факел, замыкал шествие, а за ним, спотыкаясь, брел Гимли. Ему  видны
были только тусклые факельные огни; но едва Дружина приостанавливалась,  как
слух его полнился ропотом и отзвуками голосов, невнятной молвью на неведомом
языке.
     Дружина шла и шла, и  помехи  ей  не  было,  а  гному  становилось  все
страшнее - он-то знал, что вспять повернуть нельзя, что позади,  в  темноте,
толпится незримое сонмище. Страшно тянулось время; и то, что  Гимли  наконец
увидел, он очень не любил вспоминать. Вроде бы шли они по широкому  проходу,
но стены внезапно исчезли, и перед ними разверзлась пустота. Ужас давил  его
так, что ноги подкашивались на каждом шагу. Слева что-то блеснуло во  мраке,
и факел Арагорна приблизился. Должно быть, Арагорн вернулся  поглядеть,  что
там блестит.
     - Неужели ему не страшно? - пробормотал гном. - В любой  другой  пещере
Гимли, сын Глоина, первым побежал бы на блеск золота. Но здесь  -  не  надо!
Пусть лежит!
     И все же он подошел - и увидел, что Арагорн стоит на коленях, а Элладан
держит оба факела. Перед  ними  простерся  скелет  богатыря.  Боевой  доспех
уцелел: кольчуга была золоченая, а воздух в пешере такой сухой, что чуть  не
скрипел на зубах. Золотом и гранатами изукрашен был пояс; череп  в  шлеме  с
золотой насечкой ничком уткнулся в  песок.  При  факелах  стало  видно,  что
скелет лежит у стены пещеры, возле закрытой каменной двери, впившись в  щели
костяными пальцами. Рядом валялись обломки зазубренного  меча:  наверно,  он
отчаянно рубил камень, пока хватало сил.
     Арагорн не прикоснулся к  останкам;  он  молча  разглядывал  их,  потом
поднялся и вздохнул.
     - До скончания  веков  не  расцветут  над  ним  цветы  симбельмейна,  -
проговорил он. - Девять и еще семь могильников давным-давно заросли  травой,
и все эти несчетные годы он  пролежал  здесь,  у  дверей,  которых  не  смог
открыть. Куда ведут эти двери? Что он искал за ними? Этого никто никогда  не
узнает... И  мне  об  этом  знать  незачем!  -  возгласил  он,  обращаясь  к
шелестящей темноте позади. - Храните свои клады и тайны Проклятых Времен!  А
нам надо спешить. Пропустите нас и ступайте следом! Я призываю  вас  всех  к
Эрекскому камню!

     Вместо ответа настало бездонное молчанье, пострашнее зловещего шелеста;
потом повеяло холодом, факелы  вспыхнули,  угасли,  и  зажечь  их  снова  не
удалось. Что было дальше и  сколько  часов  это  длилось,  Гимли  толком  не
помнил. Дружина шла вперед, а он кое-как поспевал за остальными, спасаясь от
ужаса,  который,  казалось,  вот-вот  обессилит  его,  настигая   шелестами,
шорохами, призрачным звуком несчетных шагов. Он спотыкался, падал, под конец
полз на четвереньках  и  чувствовал,  что  больше  не  может:  либо  впереди
найдется выход и спасенье, либо уж будь что будет -  он  бросится  назад  на
растерзание ужасу.
     Вдруг он услышал журчанье воды, такое отчетливо-звонкое,  точно  где-то
прокатился камень, пробудив от  дурного  сна.  Становилось  светлее,  и  вот
Дружина вышла из-под высокой сводчатой арки; ручей бежал  рядом,  а  впереди
круто уходила вниз дорога между отвесными скалами,  упирающимися  в  небеса.
Ущелье было такое узкое и глубокое, что  небо  казалось  темным,  и  мерцали
мелкие звезды. Однако же Гимли узнал потом, что день был  тот  самый,  когда
они вышли из Дунхерга, до заката оставалось еще два часа, а могли миновать и
годы; и вышел он будто бы совсем в иной мир.

     Дружинники снова  ехали  вереницей,  и  Гимли  сидел  позади  Леголаса.
Смеркалось, сгущались синие сумерки; и ужас шел по пятам. Леголас обернулся,
и Гимли увидел прямо перед  собой  блистающие  глаза  эльфа.  За  ними  ехал
Элладан, замыкающий, но не последний на этой наклонной дороге.
     - Мертвые следуют за нами, - сказал Леголас. - Я вижу  тени  всадников,
тусклые стяги, как клочья тумана, копья, точно  заиндевелый  кустарник.  Они
следуют за нами.
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004