- Эовин, дочь Эомунда, очнись! Враг твой повержен!
     Сперва она не шелохнулась, потом задышала глубоко и ровно, и  грудь  ее
вздымалась под белым полотном покрывала. И снова Арагорн  растер  два  листа
целемы, опустил их в кипяток и настоем  увлажнил  ее  чело  и  правую  руку,
безжизненную и оцепенелую.
     То ли Арагорн и вправду владел забытым волшебством древнего Запада,  то
ли неслышный отзвук сказанного о царевне Эовин таинственно смешался с парами
дивного настоя, только вдруг в окно  дохнуло  свежестью,  и  дуновенье  было
столь первозданно чистое, словно ветер повеял  со  снеговых  вершин,  из-под
звезд или с дальних серебристых берегов, омытых пенным прибоем.
     -  Очнись,  Эовин,  ристанийская  царевна! - повторил Арагорн и взял ее
правую  руку,  чуть-чуть  потеплевшую.  -  Очнись!  Призрак исчез, и темнота
рассеялась  как  дым. - Он передал ее руку Эомеру и отступил назад. - Позови
ее! - сказал он и вышел из палаты.
     - Эовин, Эовин! - позвал Эомер, сглатывая слезы. А она открыла глаза  и
молвила:
     - Эомер! Какая радость! А я слышала, будто тебя убили.  Нет,  нет,  это
шептали злые голоса во сне. И долго я спала?
     -  Нет, сестра, спала ты недолго, - ответил Эомер. - Не думай больше об
этом!
     - Я почему-то страшно устала, -  сказала  она.  -  Мне  надо,  наверно,
немного отдохнуть. Одно скажи: что конунг? Нет! Молчи, я  знаю,  это  уж  не
сон. Он умер, и он предвидел свою смерть.
     - Он умер, да, - сказал Эомер, - и последним словом его было твое  имя,
ибо он любил тебя больше дочери. Окруженный великими почестями, он  покоится
в тронном чертоге, в крепости гондорских владык.
     - Печально мне это  слышать,  -  сказала  она,  -  печально  и  все  же
радостно. Смела ли я надеяться, что Дом Эорла воспрянет, в  те  черные  дни,
когда он был жалок, точно убогий хлев? А что с оруженосцем  конунга,  с  тем
невысокликом? Эомер, он доблестен и достоин быть витязем Ристании!
     - Он здесь, в  соседней  палате,  сейчас  я  к  нему  пойду,  -  сказал
Гэндальф. - Эомер побудет с тобой, но не заводите речи о  войне  и  о  вашем
горе: тебе сперва надо поправиться. Да  возвратятся  к  тебе  поскорее  силы
вместе с надеждой!
     - Силы? - повторила Эовин. - Силы, может, и возвратятся, и найдется для
меня оседланный конь из-под убитого всадника:  война  ведь  не  кончена.  Но
надежда? На что мне надеяться?

     Гэндальф с Пином пришли в палату, где лежал Мерри, и застали Арагорна у
его постели.
     - Мерри, бедняга! - крикнул Пин и кинулся к другу.  Тот  выглядел  куда
хуже прежнего: серое лицо осунулось и постарело, и Пин с ужасом  подумал,  а
вдруг он умрет?
     - Не волнуйся, - успокоил его Арагорн. - Вовремя удалось  отозвать  его
из мрака. Он очень устал, он подавлен горем и, подобно царевне Эовин, поднял
руку на смертоносна. Но скоро он придет в себя: он крепок духом и унынье ему
чуждо. Горе его не забудется, но оно не омрачит, а умудрит его.
     И Арагорн возложил руку на голову Мерри, погладил его густые каштановые
кудри, тронул веки и позвал по имени. Когда же палату наполнило  благоуханье
целемы - казалось, пахнуло фруктовым садом и солнечным  вересковым  полем  в
гуденье пчел, - Мерри вдруг очнулся и сказал:
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004