Его золотой шит засверкал, словно  солнце,  и  ярким  зеленым  пламенем
занялась трава у белых ног скакуна. Ибо настало утро, и дул  ветер  с  Моря,
разгоняя черную мглу, и  полчища  Мордора  дрогнули,  объятые  ужасом;  орки
бросались врассыпную и гибли на копьях и под копытами разъяренных  коней.  А
воины Ристании в один голос запели; они пели, разя врага в упоении битвы,  и
песнь их, страшная и прекрасная, ласкала слух осажденных.



      ГЛАВА VI. БИТВА НА ПЕЛЕННОРРСКОЙ РАВНИНЕ





     Но  не  оркскому  вожаку,   не   разбойному   атаману   поручено   было
ниспровергнуть  Гондор.  Тьма   разредилась   прежде   срока,   назначенного
Властелином, - судьба в этот раз  обманула,  и  мир  вышел  из  повиновенья.
Победа была упущена, выскользнула из-под рук. Но руки не  утратили  силы,  и
по-прежнему страшен и могуч был предводитель осады  -  король,  кольценосец,
главарь назгулов: велика была его власть. Он отступил от ворот и исчез.

     Конунг Ристании Теоден  выехал  на  дорогу  между  рекой  и  Вратами  и
обернулся к городу, который был за милю от  него.  Он  осадил  скакуна,  ища
взором недобитых врагов; его окружила дружина, и Дернхельм был в  их  числе.
По правую руку, ближе к стенам, Эльфхельмовы конники ломали осадные  машины,
рубили, кололи и загоняли орков в огненные рвы. Северную половину  Пеленнора
почти всю отбили, там горели палатки, орки метались и бежали к  реке,  точно
зверье от охотников, а ристанийцы рубили их  направо  и  налево.  Однако  же
осадное войско стояло густо, как прежде, и заслоняло ворота.  И  там  врагов
была тьма-тьмущая, и с юга подходили все новые и новые  полчища.  Хородримцы
занимали дорогу, всадники их съезжались под стягом вождя. А  вождь  поглядел
вперед и увидел в рассветном сиянии хоругвь конунга, увидел,  что  конунг  с
малой дружиной далеко оторвался  от  своих.  Темнокожий  исполин  взъярился,
издал боевой клич - и над лавиной всадников, понесшихся к зеленой хоругви  с
Белым Конем, развернулось алое знамя с  черным  змием,  и  холодным  блеском
заиграли обнаженные ятаганы.
     Но Теоден не замешкался: он молвил слово Белогриву,  и  мустангримцы  с
места в карьер помчались навстречу врагам. Сшиблись на всем скаку;  и,  хотя
северян было гораздо меньше, сердца их пламенели  неистовой  отвагой  и  без
промаха разили длинные копья. Точно клин лесного  пожара,  врезались  они  в
гущу врагов, и Теоден, сын Тенгела, пронзив копьем вождя южан, выхватил меч,
перерубил древко знамени и рассек до  седла  знаменосца.  Бессильно  поникло
полотнище с черным  змием,  а  уцелевшие  хородримцы  бросились  бежать  без
оглядки.

     Но увы! Когда конунг  торжествовал  победу,  его  золотой  щит  померк,
затмились утренние небеса и сумрачно стало вокруг. Лошади ржали и  метались,
сбрасывая седоков, а те, стеная, приникали к земле.
     - Ко мне! Ко  мне!  -  крикнул  Теоден.  -  Не  страшитесь  злой  тьмы,
эорлинги!
     Но Белогрив в ужасе вздыбился, высоко вскинув копыта, протяжно заржал и
рухнул на бок, сраженный черным дротиком. Рухнул - и придавил конунга.
     Тяжкой тучею сверху надвинулась тень. О диво! Это была крылатая  тварь:
птица  не  птица  -  чересчур  велика  и  голая,  с   огромными   когтистыми
перепончатыми крыльями; гнилой смрад испускала она. Исчадье сгинувшего мира;
ее предки давным-давно  пережили  свое  время,  угнездившись  где-нибудь  на
льдистых  подлунных  высях  неведомых  гор,  и  там  плодились  их   гнусные
последыши, на радость новым лиходеям.  Черный  Владыка  отыскал  эту  тварь,
щедро выкармливал ее падалью, покуда она  не  стала  больше  самой  огромной
птицы, и отдал ее своему прислужнику. Все  ниже  и  ниже  спускалась  она  и
наконец, сложив перепончатые крылья и хрипло каркая, опустилась на  мертвого
Белогрива, вонзила в него когти и вытянула длинную голую шею.
     Могуч и страшен был ее седок в черной  мантии  и  стальной  короне;  из
пустоты над его  плечами  мертвенно  светился  взор  главаря  назгулов.  Еще
прежде, чем рассеялась тьма,  он  призвал  свое  крылатое  чудище  и  теперь
вернулся на поле брани, обращая надежду в отчаяние и победу в  погибель.  Он
взмахнул черною булавой.
     Однако не все покинули  поверженного  Теодена.  Кругом  лежали  мертвые
витязи-гридни; других далеко умчали испуганные кони. Но один  остался:  юный
Дернхельм, чья преданность превозмогла страх. Он стоял и плакал,  ибо  любил
государя, как отца. Мерри удержался на коне во  время  атаки  и  был  цел  и
невредим, хотя, когда налетел призрак,  Вихроног  сбросил  обоих  седоков  и
теперь носился  по  равнине.  Мерри  по-звериному  отполз  на  четвереньках,
задыхаясь от слепящего ужаса.
     "Оруженосец конунга! Оруженосец конунга! - взывала его  совесть.  -  Ты
должен защитить его. Помнишь, сам говорил: "Теперь ты мне вместо отца" ?" Но
его обмякшее тело лишь бессильно содрогалось. Он не смел ни поднять  голову,
ни открыть глаза, и вдруг из черной, непроглядной  тьмы  заслышал  он  голос
Дернхельма, только голос был будто и не его, но все же очень знакомый:
     - Убирайся, гнусный вурдалак, поганая нежить! Оставь погибших в покое!
     И другой, леденящий голос отозвался:
     - Не спорь с назгулом о его добыче! А то не видать тебе смерти  в  свой
черед: он унесет тебя в замогильные обиталища, в кромешную тьму,  где  плоть
твою сгложут муки, а душонку будет вечно терзать взор Недреманного Ока!
     Лязгнул меч, покидая ножны.
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004