- Нет, не моему: НАШЕМУ. Ибо в  день  этот,  как вы знаете,  родился не
только  я,  но  и  мой племянник,  мой  наследник  Фродо.  Нынче  он  достиг
совершеннолетия и вступает во владение имуществом.
     Кое-кто  из  старших  снисходительно похлопал.  "Фродо!  Фродо! Старина
Фродо!" - выкрикивала молодежь. Лякошель-Торбинсы насупились и стали гадать,
как это Фродо "вступает во владение".
     - Вдвоем нам исполняется сто сорок четыре  года: ровно столько, сколько
вас тут собралось, - один, извините за выражение, гурт.
     Гости  безмолвствовали.  Это  еще  что  за новости? Многие, а  особенно
Лякошель-Торбинсы, оскорбились, сообразив, что их пригласили сюда только для
ровного счета. "Скажет тоже: один гурт. Фу, как грубо".
     - К тому же сегодня годовщина моего прибытия  верхом на бочке в Эсгарот
при Долгом озере. Хотя тогда  я про свой день рождения не сразу и  вспомнил.
Мне  было  всего-то  пятьдесят один год, а что такое в молодости год-другой!
Правда, пиршество учинили изрядное; только я, помнится, был сильно простужен
и  едва  выговаривал:  "Пребдого  бдагодаред".  Теперь я  пользуюсь  случаем
выговорить это как  следует: премного  благодарен вам  всем за  то,  что  вы
удосужились прибыть на мое скромное празднество!
     Упорное молчание.  Все  боялись,  что сейчас  он разразится  песней или
какими-нибудь стихами, и всем  заранее было тоскливо.  Что  бы ему  на  этом
кончить? А  они  бы выпили  за его здоровье.  Но Бильбо не стал ни  петь, ни
читать стихи. Он медленно перевел дыхание.
     -  В-третьих  и  в-последних,  -  сказал  он,  - я  хочу  сделать  одно
ОБЪЯВЛЕНИЕ. - Это  слово он вдруг произнес так громко, что все, кому это еще
было под силу, распрямились.  - С прискорбием объявляю вам, что  хотя, как я
сказал, прожить сто одиннадцать лет среди вас  легче легкого, однако же пора
и честь знать. Я отбываю. Только вы меня и видели. ПРОЩАЙТЕ!
     Он ступил со стула и исчез.  Вспыхнул ослепительный огонь, и все  гости
зажмурились. Открыв  глаза, они увидели, что Бильбо  нигде  нет.  Сто  сорок
четыре ошарашенных хоббита так и замерли. Старый Оддо Шерстолап снял ноги со
стола  и затопотал. Потом настала мертвая тишина: гости приходили в себя.  И
вдруг Торбинсы, Булкинсы, Кролы, Брендизайки, Ройлы, Ейлы, Пойлы, Глубокопы,
Бобберы,   Толстобрюхлы,  Барсуксы,   Дороднинги,  Дудстоны,  Шерстопалы   и
Шерстолапы заговорили все разом.
     Они соглашались друг с другом, что это безобразно и неучтиво и что надо
это  поскорее заесть  и  запить. "Я  и всегда говорил,  что  он тронутый", -
слышалось  отовсюду.  Даже  проказливые  Кролы,  за  малым  исключением,  не
одобрили  Бильбо.  Тогда,  правда,  почти  никто  еще  не  понимал,  что  же
произошло; бранили вздорную выходку. Только старый и мудрый Дурри Брендизайк
хитро прищурился. Ни преклонные годы, ни преизобильные блюда не помутили его
рассудка, и он сказал своей невестке Замиральде:
     -  Нет,  милочка, это все  не  просто так. Торбинс-то,  оболтус, небось
опять сбежал. Неймется старому балбесу. Ну и что? Еда-то на  столе осталась.
И  он крикнул Фродо принести  еще  вина. А  Фродо был  единственный,  кто не
вымолвил ни слова. Он молча сидел возле опустевшего стула Бильбо, не обращая
внимания на выкрики и вопросы. Он, конечно, оценил проделку, хотя знал о ней
заранее,  и едва  удержался от смеха при дружном  возмущении гостей.  Но ему
было  как-то горько:  он вдруг понял, что не на шутку любит старого хоббита.
Гости ели и пили, обсуждали и осуждали дурачества Бильбо Торбинса, прежние и
нынешние, - разгневались и ушли  одни Лякошель-Торбинсы. Наконец Фродо устал
распоряжаться, он  велел  подать  еще  вина,  встал, молча  осушил бокал  за
здоровье Бильбо и тишком выбрался из шатра.
     Бильбо Торбинс говорил речь, трогая золотое Кольцо в кармане: то самое,
которое он столько  лет втайне  берег  как зеницу ока. Шагнув  со  стула, он
надел Кольцо - и с тех пор в Хоббитании его не видел ни один хоббит.
     С улыбкой  послушав,  как  галдят  ошеломленные гости в  шатре  и вовсю
веселятся не  удостоенные особого приглашения  хоббиты, он  ушел в дом, снял
праздничный наряд, сложил шелковый жилет,  аккуратно завернул его в бумагу и
припрятал в ящик. Потом  быстро натянул какие-то лохмотья и застегнул старый
кожаный пояс. На поясе висел короткий меч в потертых ножнах. Бильбо вздохнул
и вытащил из пронафталиненного шкафа древний плащ с капюшоном. Плащ хранился
как драгоценность,  хотя был весь  в пятнах и  совсем выцветший - а некогда,
вероятно, темно-зеленый. Одежда была ему великовата. Он зашел в свой кабинет
и достал из потайного ящика обернутый  в тряпье загадочный  сверток, кожаную
папку с рукописью и  какой-то толстый конверт. Рукопись и сверток он втиснул
в здоровенный заплечный мешок, который стоял посреди комнаты,  почти доверху
набитый. В  конверт  он  сунул золотое Кольцо  на  цепочке,  запечатал  его,
адресовал  Фродо  и  положил на каминную доску.  Но  потом  вдруг  схватил и
запихнул в карман. Тут дверь распахнулась, и быстрым шагом вошел Гэндальф.
     - Привет!  - сказал Бильбо. - А  я  как раз  думал,  почему это тебя не
видно?
     - Рад, что  тебя теперь видно, - отвечал маг, усаживаясь в кресло. -  Я
хочу перекинуться с тобою словом-другим. Так что - по-твоему, все в порядке?
     -  А как  же, - подтвердил Бильбо. -  Вспышка  только лишняя -  даже  я
удивился, а прочие и подавно. Твоя, конечно, работа?
     - Моя, конечно. Недаром ты многие годы скрывал Кольцо, и пусть уж гости
твои гадают как умеют, исчез ты или пошутил.
     - А шутку мне испортил, - сказал Бильбо.
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004