И сквозь мерный шум дождя откуда-то сверху -  наверно, с ближнего холма
- послышался  голос  Золотинки, чистый и  переливчатый.  Слова  уплывали  от
слуха,  но  понятно  было, что песня  ее  полнится  осенним половодьем,  как
певучая повесть реки, звенящая  всепобеждающей жизнью  от горных истоков  до
морского далекого устья. Подойдя к окну, Фродо очарованно внимал  струистому
пению и радовался дождливому дню, нежданной задержке. Надо было идти дальше,
надо было спешить - но не сегодня.
     С  запада примчался верховой ветер, расшевелив тяжелые  серые  тучи; им
было  невмоготу  тащиться  дальше,  они  проливались  над  Курганами.  Белая
известковая дорожка  перед  домом превратилась  в молочный ручей,  пузыристо
исчезающий за  водяною  завесой. Из-за  угла рысью выбежал  Том;  руками  он
словно бы разводил над собою дождь  - и  точно, оказался совсем  сухой, лишь
башмаки снял и поставил на каминную решетку. Потом уселся в большое кресло и
поманил к себе хоббитов.
     - Золотинка занята  годовой уборкой,  -  объявил он. - Плещется,  везде
вода,  все   вокруг  промокло.  Хоббитам  идти  нельзя:  где-нибудь  утонут.
Переждите день, друзья, посидите с Томом. Время непогоды - осень - время для
беседы, для рассказов и расспросов... Тому  много ведомо! Том начнет для вас
рассказ под шуршанье мороси: речь пойдет издалека, все вопросы - после.
     И  он поведал им немало дивного, то словно бы говоря с  самим собою, то
вдруг  устремляя  на них  ярко-синие  глаза  из-под  курчавых бровей.  Порою
рассказ  его  превращался в  монотонный  распев, а  иногда Том  вскакивал  и
пускался в  неистовый пляс. Он  говорил о пчелах и свежих медвяных цветах, о
травах и кряжистых, заслоняющих небо деревьях, рассказывал про тайны чащоб и
колючих  непролазных кустарников, про  обычаи  невиданных  птиц и  неведомых
тварей земных, про злые и добрые, темные и светлые силы.
     Они слушали -  и Лес представлялся им  совсем по-иному, чем  прежде,  а
себя они видели в нем  назойливыми, незваными чужаками. То и дело -  впрямую
или обиняком - упоминался Старый Вяз, властный, могучий, злокозненный. И  не
раз Фродо благодарил судьбу за их чудесное спасение.
     Вековечный  Лес  недаром так  назывался:  он  был  последним  лоскутком
древнего,  некогда  сплошного   покрова  земли.  Праотцы  нынешних  деревьев
набирали в нем  силу,  старея,  подобно  горам; им еще помнились  времена их
безраздельного владычества над землею. Несчетные  годы напитали их гордыней,
мудростью,  злобой.  И  не  было  из  них  опаснее  Старого  Вяза  с  гнилой
сердцевиной, но богатырской, нерастраченной мощью: он был жесток и хитер, он
повелевал ветрами и властвовал по обе стороны реки.  Ненасытно всасывался он
в плодородную почву, тянул из нее соки,  расползался по земле серой паутиной
корней, раскидывал в  стороны узловатые серые руки - и подчинил себе Лес  от
Городьбы до Южного нагорья...
     Но  Лес был позабыт, и рассказ  Тома вприпрыжку помчался вдоль бурного,
взлохмаченного потока, мимо  вспененных водопадов, по скосам слоистых скал и
крутым каменистым осыпям, вверх по темным, сырым расселинам - и докатился до
нагорья.  Хоббиты услышали  о великих  Могильниках  и  зеленых  курганах,  о
холмах,  увенчанных белыми кронами из зазубренных камней, и земляных пещерах
в тайных  глубинах между  холмами. Блеяли  овцы. Воздвигались высокие стены,
образуя могучие крепости и мощные многобашенные твердыни, их владыки яростно
враждовали друг с другом,  и юное  солнце багрово блистало на жаждущих крови
клинках.  Победы  сменялись  разгромами, с грохотом  рушились  башни, горели
горделивые  замки,  и пламя  взлетало в небеса. Золото  осыпало  усыпальницы
мертвых царей, смыкались каменные своды, их забрасывали землей, а над прахом
поверженных царств  вырастала  густая  трава. С востока приходили кочевники,
снова блеяли над гробницами овцы  - и опять  подступала пустошь. Из дальнего
далека надвигалась Необоримая  Тьма, и кости  хрустели  в могилах.  Умертвия
бродили по  пещерам, бренча драгоценными кольцами и  вторя завываниям  ветра
мертвым звоном золотых  ожерелий.  А каменные  короны  на безмолвных  холмах
ослаблялись, щерились в лунном свете, как обломанные белые зубы.
     Хоббитам  было страшновато.  Даже до  Хоббитании  докатывались  мрачные
рассказы о Могильниках и умертвиях. Правда, у них такого и слышать не хотели
-  зачем? Все  четверо  разом вспомнили  тихий домашний камин: вот и  у Тома
такой, только гораздо крепче, гораздо надежнее. Они даже перестали слушать и
робко зашевелились, поглядывая друг на друга.
     Их  испуганный  слух   отворила  совсем  иная   повесть  -  о  временах
незапамятных  и  непонятных,  когда мир  был просторнее и Море  плескалось у
западных берегов, будто совсем рядом; а Том все  брел и брел в  прошлое, под
древними  звездами звучал его напев - были тогда эльфы, а  больше  никого не
было. Вдруг  он умолк и закивал головой, словно задремал. Хоббиты сидели как
завороженные:  от  слов  его  выдохся ветер, растаяли облака, день пропал  и
простерлась глухая ночь в белых огнях.
     Миновало  ли  утро, настал ли  вечер, прошел ли день  или много  дней -
этого  Фродо  не  понимал:  усталость  и  голод словно  бы  отступили  перед
изумлением. Огромные  белые звезды глядели в окно; стояла бестревожная тишь.
Изумление вдруг сменилось смутным страхом, и Фродо выговорил:
     - Кто Ты, Господин?
     - Я? - переспросил Том, выпрямляясь, и глаза его засинели в  полумраке.
- Ведь я уже сказал! Том из древней были: Том, земля и небеса здесь издревле
были.  Раньше рек,  лесов и трав, прежде первых ливней, раньше первых  бед и
засух, страхов и насилий был здесь Том Бомбадил - и всегда здесь был он. Все
на памяти  у Тома: появленье Дивных, возрожденье  Смертных, войны, стоны над
могилами... Впрочем,  это все вчера  - смерти и умертвия, ужас Тьмы и Черный
Мрак...  А  сегодня смерклось  только  там,  вдали, за  Мглистым,  над горой
Огнистою.
     Словно черная волна хлестнула в окна,  хоббиты вздрогнули, обернулись -
но в дверях уже стояла Золотинка, подняв яркую свечу и заслоняя ее рукой  от
сквозняка, и рука светилась, как перламутровая раковина.
     - Кончился дождь,  - сказала она, -  и свежие струи бегут  с холмов под
звездными лучами. Будем же смеяться и радоваться!
     - Радоваться, есть  и  пить,  - весело подхватил  Том, -  повесть горло
сушит.  Том  с утра проговорил,  а зайчишки слушали. Приустали? Стало  быть,
собираем ужин!
     Он  живо  подскочил  к  камину  за свечой,  зажег ее  от  пламени свечи
Золотинки, протанцевал вокруг стола, мигом исчез  в дверях, мигом вернулся с
огромным,  заставленным  снедью подносом  и  принялся  вместе  с  Золотинкой
накрывать на стол. Хоббиты сидели, робко восхищаясь и робко посмеиваясь: так
дивно прелестна была Золотинка и так смешно  прыгал Том.  А все же казалось,
что  у них общий  танец: друг с  другом, у стола, за дверь и назад, - вскоре
большущий  стол  был весь  в  свечах и яствах.  Желто-белым сияньем лучились
настенные светильники. Том поклонился гостям.
     -  Время ужинать, - сказала Золотинка,  и хоббиты  заметили, что  она в
нежно-серебристом   платье   с  белым  поясом.  А   Том   был  светло-синий,
незабудочный, только гетры зеленые.
 ..далее 

Последние изменения на странице произошли 29-07-2004